— Бедняга Алан, — произнес Джеми, глядя перед собой. — Мне очень жаль.
Ник горько усмехнулся.
— Да уж, — сказал он. — Только изверг его не пожалел бы, правда? А знаете, что я почувствовал после теткиных слов? Когда увидел его лицо? — Он рассмеялся — словно по воздуху полоснул мечом. Джеми вздрогнул. — Я обрадовался, — бросил Ник. — Потому, что не хотел, чтобы другие ставили на нем метки. Не хотел, чтобы кто-то, кроме меня, получил на него права.
Он залез в карман и вытащил зачарованный нож, лезвие которого могло разрезать что угодно. Мэй практически слышала полушепот, полусвист, похожий на вой голодного зверя, с которым оно рассекало воздух.
— Но Алан был так несчастен, — продолжил Ник. — И я захотел… захотел что-нибудь для него сделать. Поэтому я вломился в дом к его родственникам…
Джеми сдавленно охнул от ужаса.
— …И приходил каждую ночь, — продолжил Ник ровным тоном. — Пока не переметил всех, кто там был. Всех, даже детей. И заставил любить его. Думал, он это заслужил. Сделал так, что они пришли к нему и извинились. Алан был… он был страшно рад. Только через день-другой до него дошло.
Ник замолчал. Мэй смотрела в землю, на шнурки туфель Джеми, и старалась не думать о том, каково было Алану, когда он все понял.
Демон, которого он создал, положил к его ногам человеческие сердца, как кошка кладет дохлую мышь на хозяйский коврик.
Что было дальше, Мэй уже знала: ураган, погубивший двух человек, и жуткая ссора Ника и Алана, которую прервал ее собственный телефонный звонок. Теперь Мэй поняла, чего боялся Ник и почему Алан готов был его предать.
— Так нечестно, — Джеми замялся. — Почему они прогнали Алана?
— Нечестно, — согласилась Мэй, — но Ника это не оправдывает.
Тут Ник поднял глаза. Выражение его лица повергло Мэй в оторопь: настолько лишенное чувств, настолько пустое, словно раньше он носил маску и только теперь снял. Таким было его настоящее лицо: абсолютно невыразительным. Кто знает — может, за пустотой крылось отчаяние, а может, он впрямь ничего не чувствовал?
— А ты никогда не думал, — сказала Мэй, глядя в его демонические глаза, и ее неожиданно тонкий голос почти потерялся среди пышной зелени, — что, если Алан тебя разлюбит, ты всегда сможешь его заставить полюбить снова?
Ник смотрел бесстрастно, как череп, но в небе, над летними кронами, над верхушкой монумента, полыхнула ветвистая молния — безмолвный огненный росчерк.
— Нет! — громыхнул Ник. — Такого я не думал.
— Вряд ли, — сказала Мэй. — Значит, первый шаг пройден. Продолжай в том же духе.
У нее зазвонил телефон. Она схватила его — на экране горел номер Син.
— Пардон, дело срочное, — сказала Мэй и побежала за деревья.
Оттуда открывался чудный вид: город лежал как на ладони. Из трубки донесся четкий, бархатистый голос Син:
— Я нашла тебе армию, — сказала она. — Воевать еще не передумала?
— Нет, — ответила Мэй. — Не передумала. — Она засмеялась, схватившись за шею у затылка. — Рада… слышать насчет армии. Сегодня хорошие новости нужны как никогда.
— Две девчонки шестнадцати лет собрались в поход — и это хорошая новость?
— А ты представь это по-другому, — посоветовала Мэй. — Жанне Д'Арк было четырнадцать. По сравнению с ней мы — второгодницы. И, кстати, мне уже семнадцать.
— А-а, ну в таком случае лучше поспешить, пока ты совсем не перезрела.
Син рассмеялась чуть ошалелым, безудержным смехом — словно под стать самочувствию Мэй, которая была страшно рада хоть что-нибудь сделать после месяца беспомощных метаний. Она оглянулась на Ника — тот сидел понурившись у подножия статуи, и на участливо склоненную фигурку Джеми.
— Демон план одобрил? — продолжила Син.
— Он пока не в курсе, — ответила Мэй. — Но скоро будет.
Глава девятнадцатая
ИЗМЕНА
— Таким милым созданиям нельзя возвращаться домой одним, — произнесла Мэй, как только Алан вышел из книжного магазина.
Витрины за ним потемнели, а солнце почти скрылось за горизонтом, но улыбка Алана озарила все лицо как луч, как лампа-маяк в ночном окне.
— Привет, — сказала Мэй и потупилась, потому что не заслужила эту улыбку. Потому что пришла сюда с твердым намерением отговорить Алана во что бы то ни стало. Чтобы, когда придет время рассказать Нику о ловушке для колдунов, старший брат был на их стороне. Может, тогда о предательстве никто никогда не узнает. Хотя в этом случае придется забыть, что Алан пережил в Дареме, а значит, сделать выбор в пользу Ника. Чем не предательство?
Может, и ничем.
— Давненько тебя не было видно, — произнес Алан. Последнюю неделю Мэй потратила на то, чтобы доучиться в школе, навестить Син и встретиться с теми, кого смогла заинтересовать своим планом. Все это время она из трусости избегала встреч с Ником и Аланом. Однако июнь подходил к концу, и времени трусить не оставалось.
— Знаю, — ответила Мэй и притихла.
Они вышли из переулка, где прятался книжный магазин, и очутились на проспекте, где сияли только витрины, а сами дома стояли в потемках. Вечернее небо окрасилось сиреневыми и коралловыми разводами.
— Ник мне рассказал, — тихо продолжила она, — точнее, нам с Джеми — о том, что произошло в Дареме. Алан, я очень сочувствую.
Он промолчал, поникнув головой. Мэй не могла не вспомнить, что точно так же выглядел его брат, когда рассказал им обо всем, — прежде чем выпрямиться с жутким, пустым выражением на лице.
— Это я виноват, — произнес Алан. — Не надо было туда ехать, тем более оставаться. Я надеялся расположить их к себе и подставил, как последний эгоист. Хотел начать новую жизнь с семьей… хотя какая семья? Я ее не заслужил. Сначала дал Нику силу ей навредить, а потом — повод. Я виноват, но у меня есть способ все исправить.
— Алан, так нельзя!
— Я должен, Мэй.
Она повернулась и заглянула ему в глаза при свете неоновых сумерек.
— Ты готов отдать его жизнь и свою, полагаясь на слово колдуна, который уже пытался тебя убить, и демона, который обещал то же самое, если ты не дашь ему — ей — тело? Ты не можешь выполнить ее условие, а значит, не можешь и доверять. И не можешь оставить Ника без защиты перед колдунами. Он тебя возненавидит. Да и это будет не важно — вас убьют раньше, чем вы сбежите.
— Сомневаюсь, — ответил Алан. — Но я готов рискнуть.
— Алан…
Им уже даже не приходилось разыгрывать прогулку, таить ссору. Теперь только шпиль уличной скульптуры скрывал их от глаз любопытных пешеходов. Хотя едва ли кто-то прислушался бы или стал глазеть на эту типичную с виду подростковую размолвку.
— Мэй, ты там не была, тебе не понять. Мой брат заставил четверых человек меня любить. Превратил их душевные фибры в ниточки для марионеток. Никто не должен иметь такую власть, — сказал Алан. — Тем более он.
