Грегор, – Христа, которого и эта наша Польша является дочкой.
– Когда я её увижу! – вздохнул король. – Когда я узнаю, что делается с нею, матерью и Казимиром?
– Епископ возвращается в Краков, – сказал Грегор, успокаивая, – нужны также подкрепления из Польши, потому что турки стоят около Белгорода. Нас туда не отпускают.
Спустя несколько дней Владислав возвращался в Буду, куда на первый взгляд пришла хорошая новость, что королева Эльза, узнав о коронации, пришла в отчаяние, вся в слезах, проклиная вероломных венгров, уехала из Пресбурга в Австрию, отправившись под опеку императора Фридриха вместе с сыном.
Недальновидным могло показаться, что война закончена, или по крайней мере приостановлена, потому что Фридрих, этот «государь с маленьким сердцем», ища выгоду в опеке сироты, помогать ему не думал; но Эльза последнюю цепочку и кольцо готова была пожертвовать ради дела сына, а добровольцы, которых манила добыча, сходились под знамя Гискры, чтобы не оставлять Венгрию в покое.
VII
Достопочтенному пану, милостивейшему опекуну, отцу Винсенту из Божьей Ласки, архиепископу Гнезненскому, Грегор из Санока, нижайший слуга, желает здоровья и успехов.
Буда, 19 декабря 1442 года.
Милостивый господин и отец!
От возвращающегося из Кракова отца Клеменса, который имел счастье видеть вашу милость и с вами общаться, я получил поручение письменно донести о том, как мы тут живём, а тем более как живёт наш король, милейший пан; я спешу исполнить приказ вашей милости тем охотней, что этой исповедью сбрасываю как бы тяжесть и бремя с сердца, которые часто его угнетают.
Хотя здесь у нас немало своих, да и в чужих ассимилировавшихся нет недостатка, им не всё можно доверить, да и не стоит, потому что слово – это как лекарство, которое в то же время может быть ядом, когда дают не впору и не вполне здоровым людям.
Мы же здесь, достопочтенный отец, все, без исключения, больны и живём в настоящей горячке, и одному приходиться удивляться – что вот уже почти три года слабея, ещё живём.
Ваша милость, вы знаете их, наши первые приключения в Венгрии, как мы радостно спешили на готовый трон и открытое королевство, а нашли край серьёзно бунтующий, неуверенных друзей, тайных и явных врагов, ловушки и засеки на каждом шагу.
Если мы до сих пор удачно и к великой славе нашего пана вышли из этих засад, заслужив доброе имя у ближних и дальних, то это особенно благодаря Божьему промыслу и молитвам благочестивых. Поскольку нужно заметить, что мы приехали в эту страну не достаточно осведомлённые и у нашего короля ещё не было времени научиться искусству правления на опыте, что более эффективно.
О первых трудностях, какие мы тут пережили, мне нет надобности доносить, ибо они общеизвестны. Епископ Краковский, возвращаясь из Буды после коронации, самым лучшим образом отсчитался в том, что видел, пережил и в чём (pars magna fuit) принимал особенное участие.
Людям неглубокого ума казалось, что с этим столь торжественным венчанием нашего пана на царство апостольской короной святого Шчепана, всё счастливо закончилось. Епископ Краковский и воевода повезли эту новость королеве в Санок. Но только теперь здесь начались бесконечные стычки со сторонниками матери и сына, захват замков, привлечение всё новых отрядов из Чехии и Германии, всяких наёмников, которые для того надевают доспехи, чтобы удовлетворить жажду добычи и убийства.
Сколько наш король вытерпел в это время от постоянных измен, именно от тех, которым даровал жизнь и честь своей добротой, от Цели, от Гары, от других венгерских господ, того не хочу описывать, не могу. И как я должен был ехать в Польшу за подкреплением и просить их на съезде, о том вы, ваша милость, прекрасно знаете.
С одной стороны были отряды наёмников Елизаветы, с другой – турки на границе с Адрианополем, почти входящие внутрь страны и угрожающие своими жестокостями и наглостью; поэтому король должен был просить у Польши людей, чтобы справиться с двойным врагом.
А как в течение всего прошедшего времени наш пан, несмотря на молодой возраст, пылкость и людскую злобу, чудесно справился со своими монаршими обязанностями, этому тут все были свидетелями, единогласно не могли его нахвалить. Только в одном венгры, особенно воевода Гуниады, его упрекали – что излишней снисходительностью придаёт смелость врагам.
Но к строгости его не могла склонить даже собственная безопасность, потому что взял себе девиз, что самая дорогая привилегия монарха – сострадание.
Мы видели его и видим, насколько только можно, всепрощающим, а нам не случалось его видеть требующим наказания. Эта доброта короля, хотя приобрела ему много сердец, однако не смогла подавить войну и склонить королеву-вдову к переговорам, многократно предпринимаемым.
Находясь постоянно при короле и часто будучи поверенным его мыслей, я самым лучшим образом могу свидетельствовать, как его мучило и мучает то, что венгры поставили его в такую крайность, что весь мир, даже святой отец Евгений IV и западные монархи Европы видят в нём узурпатора короны, принадлежащей другому.
Почти кровавыми слезами ему пришлось оплакивать, что дал склонить себя принять корону, которую ему навязали силой, а с нею вместе покрыли клеветой. Он стократно с радостью бы от неё отрёкся и вернулся в Польшу, но его тут связали клятвой, и он должен защищать не только Венгрию, но всё христианство, для которых она как бы ворота для иноверцев.
Поэтому на страже этих ворот, на верхушке которых воткнули крест Христов, должен стоять этот великий духом, хоть молодой возрастом, наш государь.
Битв с турками, которые с одной стороны победно вёл храбрый вождь Гуниады, с другой – наши польские добровольцы, описывать не буду.
Ваша милость осведомлены, как тяжело задет костел и весь христианский мир этим конфликтом, который святого отца папу Евгения IV поссорил с Византийским Собором и склонил к выбору Феликса V, из-за чего верховная власть над церковью стала двоякой в то время, когда она всей своей силой должна была обратиться против иноверцев.
Мы тут, в Венгрии, не разбирая этого спора, хотя Краковская академия встала на сторону недавно выбранного Феликса V, остались верными прежнему господину. Также с обеих сторон к нашему королю и императору были отправлены посольства с целью примирения и заключения мира, чтобы тем эффективней ударить по туркам всей силой.
От Феликса V был выслан епископ Тридентский, патриарх Аквилейский, князь Александр Мазовецкий, родной дядя
