В.: То есть вы говорите…
О.: Я говорю, что благодаря решительным действиям людей вроде меня и становится возможной критика задним числом. Мы – первопроходцы. Иногда у нас нет ничего, кроме предположений. Мы не знаем, насколько плохо все обернется. Мы определяем степень риска, оцениваем сопутствующий ущерб, пытаемся свести его к минимуму, а затем придерживаемся выбранного курса. Так надо. Хотя я и не скажу, что спокойно сплю по ночам.
В.: Адмирал, я бы хотел сменить курс нашего разговора.
О.: Это ваше шоу. Заказывайте музыку.
В.: Замечательно. Вы знали о докторе Клайве Эджертоне и его экспериментах с модифицированным эхинококком?
О.: До всего этого? Нет.
В.: Напомните, вы входили в состав Комиссии по эпидемиологии и безопасности в сфере инфекционных заболеваний?
О.: Входил, поскольку того требовал мой долг.
В.: Тогда мне кажется странным, что…
О.: Что?
В.: Мне кажется странным, что вы ничего не знали о докторе Эджертоне. Я так говорю, поскольку Комиссия – та самая, в которой вы состоите, – прекрасно осведомлена об этом человеке. Два года назад на заседании упоминалось и его имя, и имена нескольких других врачей. По мнению Комиссии, их работа должна была подлежать более строгому надзору и тщательному контролю, поскольку исследования могли представлять значительный риск.
О.: Я хожу не на все заседания.
В.: Но вам присылают протоколы?
О.: Да. И я стараюсь детально с ними ознакомиться, но у меня очень плотный график.
В.: Адмирал, что вы думаете об эффективности мутировавшего эхинококка применительно к ведению боевых действий?
О.: Я думаю, что это чудовищно. Это чудовищный вопрос.
В.: Да, боюсь, что так и есть, но подобные вопросы должны задаваться. Вы говорите, что это чудовищно.
О.: Совершенно верно.
В.: Но я спросил вас о другом.
О.: Полагаю, в качестве оружия он был бы весьма эффективен. В определенных, строго оговоренных ситуациях.
В.: Аналогичных той, которая была на острове?
О: Как вас зовут?
В.: [имя скрыто]
О.: Что ж, [имя скрыто], если вы предполагаете, что я затягивал процесс и каким-то образом использовал этих детей в качестве… В качестве кого? Испытуемых? Если вы намекаете на это…
В.: Адмирал, имя Клод Лафлер вам ничего не говорит?
О.: Нет. А должно?
В.: Старший матрос Клод Лафлер был одним из ваших людей.
О.: Весь флот – мои люди.
В.: Старший матрос Клод Лафлер служил на той же базе, что и вы. Дочь Лафлера часто нянчила ваших детей. Хотите сказать, что не знаете Клода Лафлера?
О.: Совершенно верно.
В.: До поступления на флот Клод Лафлер был слесарем.
О.: Ближе к делу.
В.: Как вы уже заметили, это мое шоу, адмирал. Я сам выбираю темп. Некоторое время назад Клоду Лафлеру был предоставлен четырехдневный административный отпуск. Этот отпуск начался за день до того, как Том Пэджетт сбежал из клиники доктора Эджертона.
О.: Да? И что?
В.: Адмирал, известно ли вам, что документы на отпуск Клода Лафлера подписаны вашим именем?
О.: Я подписываю множество документов на отпуск. Полдня провожу, подписывая всякие бумажки.
В.: Известно ли вам, адмирал, что отпечатки пальцев Клода Лафлера были обнаружены на двери черного входа в лабораторию доктора Эджертона?
О.: За ответом на этот вопрос вам нужно обращаться не ко мне.
В.: Известно ли вам, что в настоящее время Клод Лафлер находится под стражей? А также знаете ли вы, что Лафлеру есть что сказать по этому поводу?
О.: За ответом на этот вопрос вам лучше обратиться к моему руководству.
В.: Адмирал, кто ваше руководство?
О.: [Свидетель хранит молчание.]
В.: Вы хотите сказать, что даже адмиралы подчиняются чьим-то приказам?
О.: [Свидетель хранит молчание.]
В.: Адмирал, только что вы использовали слово, которое я хотел бы повторить. Чудовищно. Возможно, вы согласитесь, адмирал Брюэр, что преднамеренное высвобождение заразы было бы чудовищным. И если Том Пэджетт являлся той самой заразой, адмирал, то разве не ясно, что остров Фальстаф можно рассматривать как гигантскую чашку Петри, а события, происходившие там, как несанкционированный эксперимент над детьми?
О.: [Свидетель хранит молчание.]
В.: Разве это не чудовищно, адмирал? Разве это не самая бесчеловечная вещь, которую только можно представить?
О.: [Свидетель хранит молчание.]
* * *
45
СУМЕРКИ ПРИВЕТСТВОВАЛИ мальчиков, которые спотыкаясь выбирались из пещеры. В серебристом свете луны Ньютон увидел, что он по пояс мокрый от крови. Отвращение нахлынуло дурманящей волной.
Когда к Ньютону приблизился Макс с горстью листьев – не смог найти другой замены полотенцу, – тот выставил перед собой руку.
– Не подходи. Уже слишком поздно – они повсюду на мне.
Он чувствовал их в трусах – кожу покалывало от странного жара. Черви копошились в едва начавших пробиваться волосах.
– Что же нам делать? – спросил Макс.
– Вернемся в лагерь. Я помоюсь в океане. Посмотрим, поможет ли это.
ОНИ ШЛИ через лес без фонарика. Леденящие душу звуки доносились из сплетения ветвей. Уханье, возня и разъяренное фырканье становились все громче и громче, пока не перешли в непрерывный гул, словно огромную колибри заперли в бочке для дождевой воды. Что бы ни издавало эти звуки, оно не могло быть хуже твари из пещеры.
Вернувшись к хижине, Макс развел костер из дранки, которую сорвало с крыши. Ньютон спустился к воде умыться. Макс едва различал его за залитой лунным светом песчаной полосой. Ньют, скрестив ноги, сидел в набегавших волнах и скреб себя без передышки. Он возвратился в одном только нижнем белье, которое промокло и облепило бедра. Плечи его обреченно ссутулились – это напугало Макса.
– Я голоден, Макс.
– Я тоже, Ньют.
– Мне кажется, я голоднее тебя.
И ВСЕ-ТАКИ они уснули. Но когда пробил ведьмин час[21], Ньютон резко выпрямился. Его внутренности ожили и забурлили. Он до крови прикусил губу.
