Рита почувствовала, что впадает в окончательный ступор,Гринберг же, радуясь очередному приколу, схватил её за руку и потащил кзеркалу, мерцавшему по ту сторону вешалки. Зеркало было советским антиквариатом– без благородной патины, просто мутное, в жёлтых разводах некачественнойамальгамы… Тем не менее хаханьки Евгения Додиковича вмиг прекратились, а Рита соторопью поняла, что Кратаранга был прав. Они с Гринбергом были одного роста иодинакового сложения: он – обманчиво тщедушный, она – натурально субтильная. Иззеркальных глубин смотрели две идентичные физиономии. Одна принадлежала русскойдевушке с прямыми светлыми волосами, собранными в хвостик. Другая –классическому махрово-пархатому еврею. «Господи, что же это делается-то?..»
– Едут в нью-йоркской подземке негр и еврей, – сухмылкой прокомментировал Джозеф. – И вдруг еврей замечает, что негрчитает газету на идиш. Он подсаживается к нему и шёпотом спрашивает: «Слушай,тебе таки мало, что ты негр?..»
– Бабушка! – жалобно воззвала Рита. Её трясло инеобъяснимо хотелось заплакать, нет, не оттого, что гипотетический родственникоказался не ко двору, просто в такой ситуации всякому станет не по себе. –Бабушка!..
Увы, Ангелина Матвеевна ничего прояснить не смогла.Мимолётного дочкиного ухажёра она ни разу не видела. Зато доподлинно знала: утой не сохранилось ни единой его фотографии. Что характерно, звонить в Лугу нибабушка, ни внучка не захотели.
Одному Кратаранге не было дела до родственных переживаний.Присев на корточки, он что-то строго втолковывал суке на своём языке, временамиуказывая пальцем в сторону Чейза. Атахш выслушивала хозяйские наставления, смиреннораспластавшись на пузе и уложив голову ему на сапог, но глаза были хитрющие.Хозяин мог сколько угодно рассуждать о никчёмных местных самцах. Она зналалучше.
– М-м-м-да, а ведь вы, молодой человек, совершенноправы… – Академик Шихман оторвался от хитросплетения формул и снескрываемым уважением, как на равного, воззрился на Эдика. – Шестоеуравнение в системе у меня действительно решено несколько некорректно. А потомуШнеерсон… Нет, у вас, Эдуард Владимирович, знаете ли, настоящий божий дар,харизма. М-м-м-да…
В глазах его читалось бешеное движение мысли, губыудовлетворенно кривились. Как же всё-таки правильно, что Лёвин зять, чекистполковник Скудин, уговорил его встретиться с этим юношей. А ведь не хотел,старый дурак, всё не верил в чудесную метаморфозу наркомана, амёбы, тунеядца иговнюка. Чудны дела Твои, Господи… М-да…
– Да ну, скажете тоже. – Эдик покраснел и сделалпротестующий жест. – Просто, как папа говорит, одна голова хорошо, аполторы лучше…
– Не скромничайте. – Шихман улыбнулся и погрозилпальцем. – Харизма, харизма, чистой воды харизма. Высшая отмеченность,божественная награда, которая дается человеку свыше и позволяет выделитьсясреди себе подобных. Шанс, так сказать, возвыситься над законом мироздания.Вопрос в том, как этим шансом воспользоваться…
Лев Поликарпович, присутствовавший здесь же, разрывалсямежду желанием немедленно принять личное участие в научной дискуссии – идобровольно принятой обязанностью присматривать за фон Траубергом. Накануне онпришёл к выводу, что старый фашист уже достаточно адаптировался и можно нетолько без вреда для здоровья познакомить его с Шихманом, но, возможно, дажепорассуждать о теореме Шнеерсона и её доказательствах. Знакомство, к егограндиозному облегчению, прошло без эксцессов, обе стороны явили безупречнуювежливость. Однако к математическим проблемам фон Трауберг видимого интереса непроявил – сидел в своём кресле у окна и смотрел на город невыразимым взоромгоргульи, окаменевшей на башне готического собора.
– К сожалению, – продолжал Шихман, – самыебольшие грехи совершаются именно теми, кто имеет харизму, потому что дано иммного, и если начинают они служить злу, то весьма талантливо. Более того, давнои не нами замечено: чем более в обществе людей, отмеченных харизмой, тем большеи грехов…
Шихман пристально посмотрел Эдику в глаза и, заметив в нихискру понимания, отечески улыбнулся.
– Вот у вас, молодой человек, лицо хорошее, на немтеоноя видна, божеское разумение. Нынче это большая редкость.
Он запнулся. Кажется, срабатывал «эффект блудного сына», ион был готов осыпать парня неумеренными похвалами. Как бы боком не вышло.Ицхок-Хаим Гершкович закурил «Мальборо» и продолжил лекцию.
– Так вот… Когда людей, использующих свою харизму возло, становится в обществе многовато, внешне это проявляется в виде стихийныхбедствий – землетрясений, цунами, ураганов, возникают опять-таки стихийныедвижения народных масс – революции, войны, мятежи, репрессии. Пример? Извольте.
Шихман прочертил сигаретой сизую полосу в кондиционированнойатмосфере, голос его приобрел менторские интонации.
– Возьмём хоть события конца девятнадцатого – началадвадцатого столетий. Ах, сколько выдвинулось в это время талантливейших людей,какая масса научных открытий была сделана, особенно в фундаментальной науке, ккакому бурному расцвету науки и техники всё это привело! Но верно лираспорядились носители харизмы своим бесценным даром, я вас спрашиваю?Вспомним: именно тогда были созданы мощнейшие средства уничтожения – самолёты,подводные лодки, химическое оружие… бомба атомная, наконец. Соответственно,тяжелейшие войны, волна кровавых революций, гибель миллионов людей, в том числевесьма выдающихся… наш российский бардак… пардон, увлёкся. – Шихманвспомнил о присутствии фон Трауберга и тему российского бардака при нём решил неразвивать. – Так вот, молодой человек, неотвратимое действие стихийныхсил, выступающих при этом как всеобщий уравнитель, который убирает людей, несумевших должным образом распорядиться дарованной свыше харизмой, и называли вдревней Греции «ананке». В природе всё мудро. Зачем нужно общество, котороеуподобляется змее, жалящей саму себя в хвост?
Он отправил окурок в огромную, специально приготовленную длянего пепельницу.
– У греков вообще отношение к человеческому дару быловесьма трепетным. Ещё тридцать столетий назад философы-орфики пестовали культЗевса Метрона, сиречь Измерителя. Его жрецы с помощью яда уничтожали одарённыхлюдей, предавшихся злу. Если получил ты от Бога многое, а служишь дьяволу, товот тебе чаша с быстро убивающим конейоном… и, наверное, это не так ужнеправильно. А вообще-то надо сказать, что какую древнюю культуру ни возьми, заеё спиной обнаруживается ещё более древняя. А за той – ещё… Поневолезадумаешься о едином могучем первоисточнике. Вот мы знай твердим: греки, греки…учителя человечества, а почитай-ка биографии Пифагора, Гераклита, ФалесаМилетского – все они начали излагать свои системы после того, как прошлиобучение у жрецов Персии. А те, в свою очередь, тоже явились наследниками ещёболее древнего знания…
Он взял было эффектную паузу, но фон Трауберг неожиданнообломал ему кайф.
– Древнеарийского, – не отрывая глаз от окна,изрёк он торжественно. Ему никто не возразил, и он с упорством маньяказаговорил о своём: – Её гороскоп утверждает, что она не погибла. Я чувствую.Она здесь, близко. Её необходимо найти.
