– Почему не взглянуть на это иначе? Вы потому не сказали «нет», что я не предложил вам себя в покровители, в папики, мне не это нужно.
– Но как вы назовете то, что мы с вами делаем?
– Пытаемся получше узнать друг друга.
– Да? Мы именно этим занимаемся? И что, мы лучше сейчас друг друга знаем, чем месяц назад? – спросила Сычжо. – Или мы просто ходим вокруг да около, потому что получше узнать – это слишком для вас рискованно?
И вновь Бояна напугала отчаянность в ее тоне.
– А для вас не рискованно? – спросил он.
– Что мне терять?
Ее детский вызов обескуражил его. Он никогда не спрашивал себя, стоит ли она его усилий, потому что спросить значило бы признать, что это не игра. Он был убежден, что в любой момент может все это прекратить, но вот чего он, оказывается, не понимал: он, сам того не ведая, вверил ей – что? – вверил свою честь, спокойствие, даже надежду на некую жизнь с ней. Как ей объяснить, что ей есть что терять, и многое, не только свое, но и его тоже?
– Что, – произнес он не без труда, – я могу сделать, чтобы исправить положение?
– Вопрос не в том, что вы можете сделать, как вы не понимаете? – сказала Сычжо. – Вопрос в том, что вы за человек, но я не знаю, кто вы и что вы. Иногда я думаю: может быть, это моя ошибка, что я не выбрала ничего определенного? Если бы я решила быть практичной, если бы повела себя так, как некоторые мои однокурсницы в первый же год, то мой друг, может быть, потерял бы надежду в этом городе и уехал бы. Почему я на это не пошла? Думала, что заслуживаю чистой любви, в то время как другие девушки вроде меня посмотрели на вещи трезво? Но если я не хотела продаваться, я должна была быть сильнее. Должна была верить в наше будущее с ним здесь, как бы трудно ни было; должна была в обмен на его подарки…
Сычжо не договорила. Приблизилась официантка с дымящимся горшком, но остановилась в паре шагов, не зная, подходящий ли момент. Сычжо с горящим лицом смотрела в сторону, и Боян жестом подозвал официантку. Она наполнила две миски и пожелала гостям приятного аппетита. Но перед тем, как она отвернулась, Боян успел заметить на лице женщины средних лет легкую усмешку.
– Поешьте горячего, – сказал Боян.
Сычжо не сделала даже движения в сторону еды.
– Перед тем, как мы сегодня встретились, я думала, что нам надо прекратить этот идиотизм.
– Зря вы называете это идиотизмом. По-моему, когда два человека стараются узнать друг друга получше, это самое разумное, что может быть.
– Ничего не выйдет.
– Неизвестно, попытка не пытка.
Сычжо посмотрела на него горестно.
– Знаете, что единственное может оправдать меня? Полюбить вас, и чтобы вы полюбили меня – нет, не именно вы, любой, у кого положение лучше, чем у моего друга. Только любовь может меня оправдать, понимаете? Если бы только я могла доказать ему, что мужчина богаче и старше него способен любить, как он, – понимаете или нет?
Способен ли он – способен ли кто-нибудь – любить, как юноша, которого уже нет?
– У вас на лице сомнение. И правильно. Вы не чувствуете, что вам это по плечу, да и нечестно, пожалуй, даже просить вас пытаться, потому что вы все время подозревали бы, что я сравниваю вас с ним – или что я вас использую. Иногда мне приходило в голову, что лучше было бы найти другого парня вроде него, ничего не имеющего, и мы бы поддерживали друг друга в нашей борьбе. Вы смеетесь, и правильно делаете: звучит благородно, но далеко мы бы не продвинулись. Да, я знаю, но не поэтому я не встречаюсь ни с кем вроде него… – Сычжо смотрела Бояну в глаза, слезы, которые она до этого сдерживала, теперь текли беспрепятственно, – …а вот почему: если бы я смогла устроить жизнь с кем-то вроде него, то почему не с ним?
Сычжо резко встала и сказала, что сейчас вернется. На мгновение Боян забеспокоился, что она уйдет одна, – он легко мог представить себе, как она выскальзывает из ресторана, идет к ближайшей автобусной остановке, спрашивает у прохожего про расписание, играет в прятки, когда он отправляется ее искать. Но поддаться панике значило бы утратить контроль над ситуацией. Чтобы отвлечься, он вынул телефон и стал смотреть, не было ли чего-нибудь за последние несколько часов.
Его ждало электронное письмо от Жуюй – оно пришло на его основной адрес, и только потом он сообразил, что найти, куда написать, ей было нетрудно. Он зарегистрировался, указав этот адрес, в нескольких социальных сетях, и у него был связанный с почтой микроблог.
Письмо было коротким: Жуюй сообщила адрес отеля и номер телефона и написала, что хотела бы встретиться. Ни слова о том, как долго она пробудет и когда ей было бы удобно.
У Бояна вспотели ладони. Разумнее всего позвонить сейчас, хотя Сычжо может вернуться в любую секунду. Он обернулся и жестом подозвал официантку.
– Вам в контейнеры, возьмете с собой? – спросила она, глядя на нетронутую еду.
– Нет, просто счет.
Официантка окинула его взглядом, говорившим: я так и знала. Идя к стойке, она с нескрываемым интересом посмотрела на Сычжо, которая вышла из дамской комнаты со слегка распухшими глазами. Повидав множество посетителей, подумал Боян, официантка должна была найти способ зарабатывать мысленно очки, показывающие ее превосходство над ними, моральное или какое еще; но не занимаемся ли мы все чем-то подобным?
– Я попросил счет – вы не против? – промолвил он, когда Сычжо села.
Она покачала головой и сказала, что готова уйти.
Обратно он ехал быстрее обычного, сигналя неторопливым водителям и отпуская неслышные ругательства в адрес грузовиков. Он знал, что Сычжо смотрит на него критически, и в голове мелькал вопрос, не поймет ли она его поведение превратно, – хотя какое это имело значение сейчас? На подъезде к городу транспорт пополз с черепашьей скоростью, и Боян невольно то и дело наваливался грудью на руль и присоединялся к хору гудков. Когда это произошло в четвертый раз, Сычжо посмотрела на него прохладным взглядом и спросила:
– Вам кажется, это что-нибудь изменит?
– Я так делаю не для того, чтобы изменить что-нибудь.
– Жалоба?
– Протест.
– Какая между ними разница?
– Протестуя, чувствуешь себя более достойным человеком, – сказал он. – Хотя, по мне, большой разницы нет.
– Вы часто протестуете?
– Нет, – ответил он. – Редко вижу смысл.
– А какой смысл сегодня?
Он повернулся к ней.
– Что вы имеете в виду?
– Похоже, что-то из нашего разговора настроило вас на протест. Что именно? Я перешла границу и поделилась слишком многим? Разочаровала вас, потому что перестала играть в вашу игру?
Он вздохнул.
– Я ни во что с вами не играю.
