Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 80
Единственной пользой моих последних перемещений стало то, что я наконец закончил объединение трудов ремесленников из библиотеки учителя и написал учебник для ремесленников со своими комментариями. Все то, что я успел проверить и попробовать, было отнесено к практической части, а все остальное я отнес к теории. Даже успел в перерывах между службой отправить огромный рукописный труд учителю, с просьбой ознакомиться с ним и, если нужно, подкорректировать, а затем попробовать издать под нашим совместным авторством. Почему я не хотел выпустить ее только под своей фамилией? Я решил, что лучше будет поставить свое имя рядом с более узнаваемой и известной в кругах ремесленников фамилией, так как не льстил себе и осознавал, что, каким бы хорошим трудом моя работа ни была, читать и покупать ее будут, только если она подписана именем известного человека. Учителю тоже был резон возиться с моей книгой, он – человек, любящий признание, и такой вклад в науку ему явно польстит, не говоря уже о чисто финансовом вопросе. В общем, по возращении домой я хотел видеть отпечатанный труд, чтобы похвастаться родным, что я могу не только хорошо убивать.
Мои мысли с радужных мечтаний свернули в струю нынешних забот и проблем. Я сразу нахмурился – воспоминания были не из приятных. Если первые месяцы мое чувство собственной важности и значимости перед короной раздулось до величины небольшого города – шутка ли, республиканцы дали мне собственное прозвище, как в свое время и майору Немальду, что очень способствовало тому, что все аристократы, командиры и приближенные к ним офицеры заискивающе со мной разговаривали, едва я прибывал в новое расположение. Для них я был не просто капитаном ван Диром, новичком и неизвестным ремесленником, как меня приняли в первом полку, – для них я был «тем самым Жнецом», который одним своим появлением наводил ужас на врага.
Прозрение наступило как-то внезапно, когда под этими масками вежливости и общественного признания я стал видеть страх. Ведь они сами не знали, как я это делаю, и не убью ли я по ошибке их самих во время очередного боя. Этот страх я сначала увидел в глазах простых солдат, которые молчаливо провожали мою фигуру с день ото дня усиливающейся охраной, а недавно те же эмоции стал распознавать и у всех остальных. Вот тут мне стало не по себе, и гордость за свою работу превратилась сначала в странное чувство обиды, ведь я убиваю не для себя! Для империи! Делаю ту работу, которую они сами не смогли сделать хорошо!
Тогда же я стал обращать внимание и на другие странности, которые раньше приписывал тому, что люди были просто плохо со мной знакомы. До меня дошло, что со мной старались не общаться, если этого не требовал этикет или обстоятельства, никто не хотел сойтись со мной ближе или стать другом – люди просто старались получить от меня то, что я так хорошо делал, и тут же избавиться, отправив дальше, поскольку не доверяли мне и боялись.
Я осознал, насколько глубока эта пропасть, только недавно, когда на прощальном ужине в штабе шестого полка попытался познакомиться с понравившимися мне девушками-служанками высших офицеров. Первая так испугалась, когда я к ней обратился, что выронила поднос из рук и, замерев, закрыла глаза, словно ожидая, что я накинусь на нее и тут же убью или изнасилую. Если первый случай еще можно было списать на пугливость девушки, то последующие мои проверки принесли тот же результат – все они боялись меня до дрожи в коленях. Их души так трепетали после встречи со мной, что, казалось, вылетели бы и без моего вмешательства.
После этих случаев, только подтвердивших прошлые наблюдения, мои глаза раскрылись, и я стал пытаться переломить эту ситуацию, стараясь больше общаться и знакомиться с людьми, ведь я постоянно перемещался по фронту. Вот только, к моей тревоге и сожалению, моя слава опережала меня, и на новом месте я встречал одно и то же – люди радовались, когда я прибывал в опасные моменты сражений, но еще больше радовались, когда я от них уезжал. Особо сильно это было заметно, если я возвращался куда-то повторно, ведь республиканцы каким-то образом узнавали о моем отбытии и начинали атаку на этом участке фронта, оставив в покое место моей новой дислокации. Разорваться же сразу по всем направлениям я не мог – так и работал пугалом на особо опасных участках, причем чаще всего не приходилось ничего делать. Иногда со стороны респов были проверки, я ли это на самом деле, поскольку командование фронта иногда переодевало похожих на меня телосложением людей в черную форму и красные перчатки и показывало республиканцам, рассчитывая их обмануть. Иногда это срабатывало, а иногда и нет, тогда на этом направлении сразу же усиливался массированный натиск.
Сколько бы я ни отнимал жизней врага, но недоверие и непонимание от тех, чьи жизни я спасал, тяготило меня, заставляя мысли бежать быстрее и придумывать различные варианты, как можно обойтись без себя в этой войне. План, как сделать так, чтобы души собирались с поля без моего участия, стал вызревать в моей голове совсем недавно, я прикинул первые возможные варианты реализации и даже попробовал часть из них на практике, но вскоре передо мной стала чисто техническая проблема, решить которую я сам не мог из-за недостатка знаний механики. Нужна была консультация у инженера, а я знал только одного из них, точнее одну, кому мог доверить свой секрет.
* * *
– Он что попросил? – Глава тайной полиции был человеком неэмоциональным, но любая информация от беспокойного ученика старого друга вызывали у него трепет в душе. Никогда нельзя было сказать наверняка, какой будет очередная новость о нем. Думал ли он полгода назад, совместно с генералом отправляя парня в пекло войны, что тот не только не попросится обратно, испугавшись происходящих там ужасов, но еще и станет тем, о ком солдаты республики будут говорить только шепотом, надеясь на то, что никогда не увидят фигуру в черном на своем участке фронта.
А новости двухмесячной давности? Когда Энтони показал ему выдержки из рукописи, которую хотел опубликовать Рэджинальд, впору было хвататься за сердце.
Забытые знания и практики – вот что он хотел опубликовать широкой аудитории ремесленников. И ладно дело касалось бы простых экспериментов, но нет же, он систематизировал и скрупулезно собрал абсолютно все знания, разбив их по десять глав, в каждой из которых со своими комментариями подавал материал, за одно обладание которым республика, например, заплатила бы не одной тонной золота, и это не говоря уже о том, что за простое изучение некоторых практик в империи была положена смертная казнь. Когда же Артур захотел спрятать труд юного ремесленника, этому неожиданно воспрепятствовал его учитель. Потрясая рукописью, он заявил, что если отсюда убрать лишние сведения, не предназначенные для непосвященных, то получится отличный учебник для старших курсов колледжа, и что, если Артур будет упорствовать, сэр Энтони сам подключит все свои связи, чтобы такой труд не похоронили навсегда в пыльных библиотеках тайной полиции. После жарких споров пришлось уступить и остановиться на двух вариантах учебника: первый в сильно урезанном виде действительно пойдет в школы, второй же, в тираже всего с десяток экземпляров, достанется только исповедникам, нынешним и будущим. Сэр Энтони признал, что проделанная его учеником работа огромна. Он сам несколько раз пытался этим заняться, но бросал, поскольку труд был долог и монотонен. Ведь нужно было не только все переписать из тетрадей великих ремесленников прошлого, но понять и осмыслить их труды, а потом подать это другим людям в понятном варианте, что требовало уйму времени и усидчивости. К тому же – Артур подозревал это с полной уверенностью – ремесленника грело чувство гордости, ведь его имя тоже значилось на корочке учебника, по которому будет вскоре учиться не одно поколение новых учеников ремесла.
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 80
