— Привет! — Мой голос тонет в порыве ветра и шуме отъезжающего автомобиля. Я на секунду замираю, глядя ислед удаляющемуся такси. Что называется, вот и приехала.
Через мгновение Лео уже рядом со мной.
— Ты все-таки смогла выбраться! — говорит он, явно давая понять, что имеет в виду совсем не сложности с покупкой авиабилетов.
«Да уж, смогла», — думаю я, и вспоминаю оставленную на кухонном столе записку мужа. Утром Энди вернется и найдет ее на прежнем месте, нетронутую. А потом поймет, что жена все-таки от него уехала.
— Да, спасибо. — Меня захлестывает волна раскаяния.
— Давай я тебе помогу, — говорит он, окидывая взглядом мои сумки.
— Спасибо, — киваю я, а потом, чтобы заполнить неловкую паузу, добавляю: — Ты не волнуйся, я тебя не стесню. У меня забронирована комната в отеле.
— Я и не думал волноваться из-за этого, — говорит Лео так, что можно подумать, будто он все-таки волновался, но совсем по другому поводу.
Он поднимает мой чемодан, хотя мог бы катить, а потом закидывает на плечо сумку с фотоаппаратурой. Подавляю все возникшие чувства и поднимаюсь вслед за ним на крыльцо. В квартире витает аромат кофе и до боли знакомый запах старого-престарого дома. В гостиной меня буквально накрывает волной воспоминаний, в основном приятных. Переживания столь сильны, что я невольно снова чувствую себя слабой, сентиментальной, двадцатитрехлетней.
— Ну, как тебе? — спрашивает Лео.
Я не совсем понимаю, о чем именно он спрашивает, поэтому решаю держаться нейтральных тем и на всякий случай избегать любых разговоров о прошлом.
— Новая мебель? — замечаю я.
— Ну да, — говорит он, жестом указывая на кожаный диван цвета корицы, над которым висит какое-то абстрактное произведение искусства в черно-синих тонах. — Я кое-что поменял. Нравится?
Лео смотрит на меня теплым и радостным взглядом.
— Очень, — отвечаю я, и стараюсь расслабиться.
Еще я изо всех сил стараюсь не смотреть в сторону спальни, чтобы отогнать воспоминания, которыми все здесь дышит. Нельзя сдаваться. По крайней мере, вот так сразу.
— Все течет, все изменяется, — шутит Лео. — Ты вышла замуж и переехала в Джорджию, а я вот решил хотя бы диван сменить.
— Знаешь, мне кажется, ты успел куда больше, — иронизирую я, намекая, конечно, в большей степени на его работу, ну и немножко на Кэрол.
Еще раз внимательно оглядываю комнату, на этот раз в поисках артефактов семейной жизни. И ничего не нахожу. Ни снимков Кэрол, ни цветов. Никаких фотографий.
— Что-то потеряла? — ехидно спрашивает Лео, словно знает, что творится в моей голове.
— Да, свой портрет.
Он картинно всплескивает руками, роется в папках на старой этажерке и торжественно извлекает оттуда мой детский снимок с бантом и без зубов.
— Этот портрет имеешь в виду?
— Иди ты!
Он самодовольно и в то же время как-то смущенно пожимает плечами.
— Ты сохранил мое детское фото! — восклицаю я, радуясь по этому поводу гораздо больше, чем следовало бы.
— Так ведь отличный снимок, — говорит Лео, ставя портрет на полку, между стопками каких-то бумаг. Как и раньше, в квартире царит минимализм, исключение делается только для печатной продукции. Книги, журналы, газеты, записные книжки лежат буквально всюду, аккуратными стопками и в художественном беспорядке, на кофейном столике, на стульях, на полках и даже на полу.
— Ты есть хочешь? Что-нибудь приготовить? — предлагает он, направляясь в кухню, единственную комнату, интерьер которой совершенно не изменился: все тот же зеленый линолеум, положенный еще в семидесятых…
— Нет, спасибо, ничего не хочется, — отвечаю я.
Сейчас я при всем желании не смогла бы ничего в себя впихнуть.
— Может, кофе? — спрашивает он, беря розовую кружку.
«А-а, — думаю я, — вот и привет от Кэрол».
— Ну давай, только полчашки, если можно.
— Полчашки? Ты в мои бабушки, что ли, записалась?
— Как сказать, — говорю я и тут же вспоминаю его взбалмошную бабулю.
Я видела ее всего лишь раз, на дне рождения племянника Лео, но вряд ли когда-либо забуду эту яркую, эксцентричную даму, которой все прощается в силу ее возраста и которая всегда режет правду-матку.
— Кстати, как бабушка? — спрашиваю я, осознавая, что мы вообще не говорили о наших родных во время того бессонного перелета.
— В порядке, даже в боулинг все еще играет, — говорит он, доставая для меня белую кружку, на которой что-то написано, но что именно, я не могу разглядеть.
— Здорово! — радуюсь я и тут же вспоминаю маму — как обычно, когда речь заходит о престарелых здравствующих родственниках.
Гоню грустные мысли прочь, и без них голова вот-вот лопнет.
— Тебе точно полчашки, бабуля?
— Ладно, так и быть, наливай полную, — соглашаюсь я с улыбкой. — Просто мне кажется…
— Что тебе кажется?
— Нам пора.
— Нас что, кто-то гонит?
— А вдруг начнется дождь?
— Ну и что?
— Я же приехала фотографировать.
— Знаю.
— Ну и?.. — спрашиваю я, словно из всего сказанного он должен сам сделать выводы.
— А что, в дождь фотографировать нельзя?
— Можно!
— Ну и?.. — передразнивает меня Лео.
Мы оба явно слегка не в себе, что в принципе довольно рискованно, особенно если учесть, что по дороге сюда я решила не делать того, о чем потом придется сожалеть.
— Просто мне подумалось… — Это выражение у меня одно из излюбленных в сложных ситуациях. Еще со школы я использую его, когда мне нужно потянуть время и подумать.
— А мне подумалось, что в дождь Кони-Айленд будет выглядеть не так уж плохо.
— Да, наверно, — мямлю я, точно зная, что в пасмурную погоду фотографии этого места, скорее всего, получатся даже лучше. А уж побродить с Лео под дождем я и подавно не прочь.
— Садись, пожалуйста.
Приглашение Лео нарушает ход моих сумбурных размышлений.
Он показывает на диван, смотрит мне в глаза и говорит:
— Побудь со мной немного.
Я выдерживаю этот взгляд, со страхом и надеждой ожидая, чем обернется для нас это «немного». Сажусь на краешек дивана, кладу руку на подлокотник и жду кофе. А еще я жду Лео. Он наполняет мою кружку почти до самого верха, добавляет немного молока и две ложки сахара.
— Некрепкий и сладкий?
— Откуда ты знаешь, что я до сих пор пью именно такой кофе? — интересуюсь смущенно.
