– Госпожа Жанна, по моему мнению вам пока не следует менять титул «прекрасная», на титул «добрая». Вы слишком красивы, чтобы скрыть себя от мира, это будет громадная потеря!
– О, Вы мне льстите! – сделал постное лицо Жанна. – Но что такое красота перед вечностью? Суета сует… Подержите, пожалуйста, ткань, я передвину пяльцы.
Генуэзец послушно взял полотно и попытался подойти в интересующей его проблеме с другого бока.
– Но вам надо поднять на ноги детей, раз Ваш супруг скончался.
– У меня нет детей! – любезно объяснила ему Жанна. – И это обстоятельство тоже вынуждает меня подумать о монастыре.
– Но Вы будете иметь детей в новом браке! – воскликнул генуэзец.
– Новый брак? Никогда! – воспылала гневом Жанна. – Я до гробовой доски буду любить своего дорогого герцога! Я отказала в любви шейху, хотя могла сделаться госпожой громадной страны, а вы говорите брак! Ради меня герцог выиграл большой турнир в Ренне, соревнуясь с лучшими рыцарями! И мои цвета победно реяли над полем! Он буквально носил меня на руках! Нет, я решила – только монастырь! О, извините, но за нашим разговором я пропустила час молитвы!
Жанна поднялась и удалилась, оставив генуэзца в полном недоумении.
Он посидел, подумал и пошел на поиски Жаккетты.
– Это смотря к каким! – нагло заявила Жаккетта. – Госпожа платье-то по полдня выбирает, а уж о кавалере и говорить нечего. Она на абы что кидаться не будет. Она даже баронов за людей не считает.
Нервы генуэзца не выдержали, а может быть, просто холодный расчетливый ум, (непременная принадлежность удачливого торговца) прикинув все за и против, решил с капризной дамой не связываться.
Замечание Жаккетты про баронов вбило последний гвоздь в крышку гроба, где упокоилась его надежда.
И Жаккетте не удалось больше разбогатеть ни на сольдо, а Жанна потеряла прекрасную возможность быстро закончить лик Девы Марии, потому что вышивать просто так было страшно неинтересно.
ГЛАВА XXXII
По сложившейся в незапамятные времена традиции привилегированные пассажиры столовались у капитана.
Жанна, по вредности характера упустившая генуэзца, который теперь вежливо держался от нее вдалеке, принялась искать новых развлечений.
Познакомившись с капитаном чуть поближе, Жанна принялась выспрашивать у него про Орден и остров, куда они плыли.
Капитан был патриотом Родоса и знал он немало.
– А Вы знаете, госпожа Жанна, – рассказывал капитан, – что нынешний глава Ордена, наш несгибаемый Пьер д» Обюссон, уже сороковой Великий магистр со времени брата Жерара. Да-а… С тех пор как меч Святого Престола[61]утвердился на острове, турки нам покою не дают. Но господин Великий магистр преподал им хороший урок.
– Я знаю! – кивнула серьезная Жанна. – О господине Пьере д» Обюссоне слагают легенды по всей Европе. Но так хочется узнать, как же было дело от очевидца. Когда слышишь, как горсточка рыцарей и оруженосцев отстояла Родос, сердце сжимается от гордости и тревоги за них.
– Сейчас тревожиться нечего! – уверенно сказал капитан. – Милостью Божией мощь Ордена сейчас отпугивает османов. А знаете, господин Пьер ведь попал на Родос совсем молодым. Дай бог памяти, в сорок четвертом[62]году это было. Хорошая цифра, крепко в голову укладывается. Послушником он начал служение Ордену. И сразу показал себя не только храбрым молодцом, но и умницей.
А в пятьдесят третьем пал Константинополь и слепому было ясно, что турки примутся за нас. И тогдашний Великий магистр послал господина Пьера в Европу собрать денег и вооружений, чтобы было чем отражать нападения. Господин Пьер с блеском выполнил это дело и когда вернулся, его поставили адмиралом. А ведь это было вопреки традициям – обычно адмирал флота в Ордене итальянец! Мне даже посчастливилось некоторое время плавать на его судне.
Господин Пьер лично руководил возведением укреплений. Наши бастионы построены так, чтобы можно было отражать пушечные залпы! И в стенах есть специальные бойницы для пушек, специальные – для арбалетов, а под стенами заложили сухие рвы, широкие и глубокие.
А в семьдесят шестом году господин Пьер стал Великим магистром.
Турки становились с каждым годом все наглее и наглее. Господин Пьер даже отправил послание султану Мехмеду, где требовал прекратить разбойные набеги османов на земли Ордена. Но султану было мало, что его головорезы жгут поселения и режут вилланов. Орден застрял у него, как кость в горле. Он желал большой войны.
Султан собрал войско тысяч в сто и посадил на корабли. А у нас, смешно сказать, рыцарей и оруженосцев было шестьсот человек, да наемного войска тысячи две, да городское ополчение – а какие из них вояки? Летом дело было.
Турки, не мешкая, высадились в заливе и сразу же установили пушки.
– А я и не думала, что у них такое современное вооружение? – удивилась Жанна.
– Были бы деньги! – махнул рукой капитан. – Султан не только пушек накупил, но и немцев сведующих. А его османам только бы саблями махать, пушкари из них – как из овечьего хвоста парус. И вот только они установили пушки, как стали обстреливать бастион святого Николая – а он, как ключ к крепости. Несколько суток стреляли почти непрерывно. Ядер перевели – страсть. Но наши держались.
А где-то через неделю после начала осады, конец мая был, как помню, перебежал к нам немец один. Мастер Георг. Выяснилось, большущая шишка у турок – главный умелец по пушкам. Лопотал он, что мол не может снести, как братьев-христиан с его помощью уничтожают.
Господин Пьер его радушно принял, все честь по чести. Но велел шести рыцарям следить за немцем неусыпно. Друг, враг – а когда такая война, сам себе иногда не веришь. И выяснилось – Георг этот, проклятый, лазутчиком был. Не то на большие деньги от турок польстился, не то еще почему.
Я тогда еще господину Пьеру поразился. Другой бы, только слух об измене перебежчика прошел, приказал бы снести одним махом голову немцу и в ров его выкинуть, без лишних разговоров!
– Неужели, Вы хотите сказать, Великий магистр его пощадил? – поразилась Жанна.
– Нет, господин Великий магистр созвал орденский суд, где рассмотрел вины этого немца, их доказательства и только когда суд вынес приговор, мастера Георга казнили.
Ну вот, получил он, значит, по заслугам А мы все в крепости сидим. Лето к своей маковке идет, жара. Турки то ядрами стены бьют, то сами лезут. Мы отбиваем.
Город уже в руинах, особенно в южной части. Окраины разрушили напрочь. Еврейский квартал разметали по камешку. Тяжко было, скажу я Вам, очень тяжко.
