— Была ты там, знаю. Девки сказывали. Сонька платье моетуда унесла зашивать... дура, кто ее просил!.. — Броня Екатерины на мигдала трещину, но только на миг. — Из карманчика выпал... вещица однавыпала. Девки божились, что не трогали, а Матрешка вспомнила, как ты что-то сполу подбирала. Отдай.
— Какая же это вещица?
Екатерина раздула ноздри:
— У тебя она или нет?
— Как я могу сказать, коли не знаю, что ты потеряла?Ну, в самом деле, подобрала я в девичьей кое-что. А вдруг ты вовсе не этоищешь?
Княжна прищурилась:
— Хорошо, скажу. Я ищу флакон из розовой яшмы. Крышечкана нем золотая, лай сам флакон цены необыкновенной. Смотри, не отдашь добройволею — кликну людей. Обыщут тебя, найдут — воровкой ославят.
— Меня ли одну? — легко повела плечамиДаша. — Как бы тебя заодно со мной воровкою-то не ославили!
— Это еще почему?! — вспыхнула княжна.
— Будто не знаешь. Флакончик-то не твой. Был он спрятанв поясе испанского курьера, а ты.
— Какой еще пояс? — резко, холодно прервалаЕкатерина. — Я его нашла! В лесу нашла, понятно? Откуда мне знать, чей он?
— Зато ты знаешь, что в нем, — спокойно кивнулаДаша... и на миг ей стало жаль высокомерную княжну, раскрасневшееся от волнениялицо которой вмиг обесцветилось до меловой бледности.
— Что в нем? — Голос Екатерины задрожал. — Ачто в нем особенного? Жидкость какая-то...
— Какая-то? — Даша слабо усмехнулась. —Какая-то, говоришь? Ну так ты у Стельки спроси, какая она. Или у меня.Спросишь?
Теперь не только лицо Екатерины побелело — чудилось, дажесиние глаза вылиняли до бледной голубизны. Несколько мгновений она молчала,силилась совладать с прыгающими губами. И опять на помощь ей пришловысокомерие, уверенность в своем праве совершить все, что угодно, любойпоступок, пусть он даже станет причиною гибели другого человека, лишь быпослужил во благо ей, княжне Екатерине Долгорукой! Опять пришла на помощьубежденность в тупости окружающих, в их неспособности думать, чувствовать,страдать, а главное, в ее праве причинять им любые страдания.
— Что ты мелешь? — выговорила она с усилием, нотвердо. — Тебе никто не поверит!
— Довольно, что ты веришь, — слабо улыбнулась Дашаи двинулась к двери, но Екатерина одним прыжком опередила ее:
— Отдай, говорю тебе, что взяла! Это не твое!
— Ты тоже взяла чужое, — мягко уклонилась от еенапряженного взгляда Даша.
— Что я взяла? Что?! Даша слабо вздохнула:
— Сорочку мою. С петушками и крестиками. Сорочку моюдевичью...
И беспрепятственно вышла в дверь, от которой вяло, будтонеживая, откачнулась княжна Екатерина Долгорукая.
Государыня-невеста.
Октябрь 1729 года
— Итак, дальнейшее ожидание бессмысленно, Алекс. Теперьуже ясно, что ваш груз утрачен навсегда.
— Увы, это так. Более того, в последнее время я былприкован к постели и не мог даже выведывать, вынюхивать и шпионить за де Лириав той степени, в какой бы от меня требовалось.
— Как вы сказали? Выведывать, вынюхивать и... Ха-ха-ха!До чего же вы злопамятны, сударь!
— Память у меня действительно хорошая. Правда, иногдаона меня все-таки подводит. Не откажете в дружеской услуге? Не поможете ееосвежить?
— Что именно я должен помочь вам вспомнить?
— А вот что. Еще там, в Лондоне, когда вы удостоилименя чести вступить в ложу...
— И сделал я это напрасно, — перебил Кейт. —Именно честь, оказанную вам, вы и не смогли сберечь!
— Пусть так, — покладисто кивнул Алекс. —Хотя случившееся со мной происходило не по моей злой воле, а по стечениюнеблагоприятных обстоятельств. И отрицать это не стоит, если вести речь осправедливом суде. Но забудем о справедливости. Я, собственно, о другом. Итак,в Лондоне вы вели речь о бывшем русском царе. Тезке нынешнего. Вы рассказывалио том, что Петр создал в Москве, в Сухаревой башне, «Нептунову Ложу». Первоерусское общество масонов. Председательствовал на тайных заседаниях ФранцЛефорт, сам Петр был первым надзирателем, Феофан Прокопович — оратором ложи,входили туда Апраксин, Брюс, Фергюссон, Черкасский, некоторые другие близкие кцарю люди. Сам же Петр был принят в ложу Кристофером Геном, архитекторомлондонского собора Святого Павла, и в дальнейшей деятельности своейруководствовался только целями и задачами нашего ордена. А эти цели и задачиподчинены некоему высшему смыслу.
— Отчего же некоему? Совершенно определенному. Смыслэтот — создание и перевоспитание общества на новых началах. Разрушение всегостарого, всех существующих устоев, и на развалинах прошлого постройка царствановой истины, новой религии, создание новых узаконений.
— Вижу, память ваша не так уж плоха. В общих чертах выназвали наши цели весьма точно.
— И все же я запамятовал — а что в этом случаепроисходит с народом?
— А какое вам дело до народа? Народ всегда несдержан игруб — это, в сущности, быки, которым нужны ярмо, погонщик и корм.
— Но ради кого, ради кого же трудятся в таком случаенаши братья? Ради кого проводил свои преобразования Петр? Почему вы называетеего Великим, если он сделал свою страну несчастной и обездолил свой народ?
— По-моему, у вас все еще жар, Алекс, — сокрушенносказал Кейт. — Определенно жар. Что это значит — обездолил свой народ? Счего вы это взяли?
