Трудно было сказать, пробуждаются ли в памяти ребенка хоть какие-нибудь воспоминания, но у Энни не было ни малейших сомнений, что перед ней ее дочь. Она всматривалась в каждую черточку родного лица, узнавая голубые глаза, мягкую линию щеки, характерную форму подбородка, унаследованную от Итана. Она протянула трясущуюся руку и коснулась хрупкого плеча дочери.
– Сюзанна, ты меня помнишь? Я твоя мама. Ах, боже мой, ты слышишь меня, Сюзанна? Я твоя настоящая мама.
– Энни, я же тебя предупреждал!
Она ласково провела по худеньким ручкам девочки и, сдерживая слезы, воскликнула:
– Хэп, мы нашли ее! Мы все-таки ее отыскали!
– Т'сана! – послышался женский голос.
Из типи вышла Асабети и, увидев белую женщину, остановилась, но тут же опомнилась, схватила девочку за руку и, потащив ее за собой, подтолкнула ко входу в типи, после чего повернулась к Энни и разгневанно спросила, зачем ей понадобилось трогать Т'сану. Энни, пораженная вспышкой индианки, сначала растерялась, но тут же стала уверять, что ей просто очень понравилась кукла. Впрочем, Асабети не слушала ее объяснений, а поспешила возвратиться в типи.
Энни некоторое время смотрела перед собой невидящим взглядом, затем стремительно повернулась и, прежде чем Хэп успел остановить ее, бросилась бежать по направлению к центральной части стойбища. Хэп помчался вдогонку и, с трудом настигнув ее, схватил за плечи.
– Что это, черт побери, ты задумала?
– Мне нужно встретиться с Кваной. Скажу ему, что она моя дочь, и попрошу мне помочь, – задыхаясь от быстрого бега, проговорила она. – Они не имеют права держать у себя мою девочку!
Она попыталась вырваться из его рук, но он держал ее крепко.
– Неужели ты не понимаешь, Энни, что эта индианка скорее перегрызет тебе горло, чем отдаст ее?
– Но она моя дочь! Теперь, когда я нашла ее, я никуда без нее не поеду!
– Послушай, у нас единственный выход – похитить ее, понятно? Да стой же ты тихо, тебе говорят! – И он еще крепче сжал ее в тисках железных объятий. – Ты можешь меня спокойно выслушать?
Она судорожно вздохнула, затем кивнула:
– Ладно, говори.
– Пойми, Энни, девочка живет у них достаточно давно, и совершенно ясно, что Асабети страшно гордится ею. Так вот, если ты начнешь повсюду ходить, расспрашивать всех о ней и говорить всем, что она твоя дочь, можешь представить, что здесь начнется! Надеюсь, ты понимаешь это?
– Да, понимаю.
– Поэтому надо ухитриться увезти ее таким образом, чтобы за нами не поскакала вдогонку пара сотен разъяренных команчей. Я думаю, сейчас лучше всего держаться подальше, а затем, дождавшись подходящего момента, попросту выкрасть ее. Ну а самый подходящий момент – это когда их внимание будет чем-то отвлечено, и, прежде чем они хватятся ее, мы будем уже бог знает где.
Она кивнула.
– Так что никому ничего не говори, – продолжал он, – даже Молодому Быку и Утренней Заре. Ну и, конечно, второй его жене.
– Ладно.
– И повторяю: теперь, когда ты увидела ее и убедилась, что это Сюзанна, тебе лучше держаться от нее подальше. Иначе они спрячут ее от нас, и ты больше никогда не увидишь свою дочь. Ты ведь не хочешь этого?
– Разумеется, нет. Но я ведь уже сообщила Утренней Заре, что завтра утром мы уезжаем.
– Ну так скажи ей, что ты в положении и плохо себя почувствовала, так что пока ехать не в состоянии, – подсказал он, выпуская ее из объятий.
– Ты прав. Но я не совсем понимаю, как в таком случае…
– Это уж моя забота: девочку под наблюдением буду держать я. И лучше всего это делать, когда я буду писать свою книгу. Похоже, здешняя детвора никогда раньше не видела кошек, да еще на поводке, так что они постоянно будут торчать возле меня.
– А мне чем прикажешь заниматься?
– Да ничем. Веди себя, как обычно: болтай с кем-нибудь или просто гуляй. Словом, жди. Я не собираюсь тянуть с этим делом, обещаю. Не пройдет и недели, как я заберу ее отсюда. И тогда мы все поедем домой – ты, я и Сюзанна. А к тому времени, когда мы туда доберемся, у меня уже руки будут чесаться поскорее приняться за фермерские дела, и мне не надоест заниматься этим до конца моих дней. Черт возьми, я теперь это точно знаю.
Взяв с собой блокнот и прихватив Паучка, он отправился на прежнее место у реки, но детей там уже не было – только лишь женщины, набиравшие воду в горшки для приготовления пищи. Тем не менее он выбрал удобное место, сел и продолжил писать историю своей жизни. Дело спорилось, и через короткое время у него уже было готово несколько новых страниц. Ему подумалось, что, когда он закончит книгу и ее прочтут, никто не поверит, что все это было на самом деле. Раньше, до того, как он взялся писать воспоминания, ему и самому трудно было представить, что за тридцать семь лет своей жизни он успел совершить так много. Через какой-то месяц ему стукнет тридцать восемь, но это его больше не беспокоило. Ему теперь есть ради кого жить. Ради Энни, ради Сюзанны, ради будущего ребенка.
Когда они вернутся домой, забот у него будет хоть отбавляй. Надо побелить дом, смастерить колыбельку, купить настоящее обручальное кольцо для Энни. А главное, получше познакомиться с Сюзанной.
Вернуть ее в цивилизованный мир будет не так просто, но, слава богу, ему это уже приходилось делать. И он знает, чего ему ожидать. Команчи воспитывают детей не так, как белые, и от привычки к вольготной жизни их отучить очень сложно. Конечно, с девочками в этом отношении попроще – как-никак, их приучают делать почти всю домашнюю работу.
Но в первую очередь он позаботится об обручальном кольце. Купит Энни самое красивое, какое только сможет найти, и тогда она поймет все, что он так и не смог выразить своими неловкими, нескладными словами. Всякий раз, вспоминая Бейкеров Проезд и этот мрачный, грязный, однокомнатный дом, он испытывал чувство стыда и досады. Такая женщина, как Энни, заслуживала много большего.
Она дала ему все, о чем только может мечтать мужчина, хотя, по всей вероятности, сама так не думала. Возможно даже, она считала, что дело обстоит как раз наоборот. Какое заблуждение! Если бы не она, он продолжал бы плыть по течению, не видя в своем существовании особого смысла, почти не испытывая от жизни радости. А теперь, с ее приходом в его жизнь, у него появилась любимая, красивая жена, семья и дом, который он может назвать своим. А это гораздо больше, чем он когда-либо мог ожидать.
Неугомонный котенок все норовил взобраться к нему на колени и улечься поверх блокнота. Сталкивая его в четвертый или, может быть, пятый раз, Хэп краем глаза заметил, что какие-то два человека разбирают один из типи на части и грузят на повозку. Он сразу же заподозрил, что это Асабети с мужем, которые собираются сняться с места. Усевшись так, чтобы лучше было видно, он присмотрелся и увидел Сюзанну, которая помогала носить вещи, в то время как женщина, действительно оказавшаяся Асабети, ловко привязывала весь их скарб к повозке, а довольно рослый команчский воин, сидя в тени, наблюдал за ними. У ног индейца стояла деревянная люлька, в которой спал круглолицый черноволосый младенец, а вокруг бегал полуголый мальчишка и стрелял из лука самодельными стрелами из веток, целясь во все, что движется. С земли лениво встала бродячая собака, подошла к котелку и, убедившись, что там совершенно пусто, поплелась назад и снова улеглась на свое место.
