— Почему опаснее?
— Это самое тихое, самое личное, глубже всего спрятанное. Нам далеко не всегда нравится то, что мы видим, когда исследуем самые потаенные свои уголки, и то, что мы слышим, когда мир погружается в тишину.
— Сегодня я не хочу философии. Мне нужны ответы.
Роксана стояла, скрестив руки, в нетерпении притаптывая ногой.
— Иногда на это уходит некоторое время…
— Разве ты не нашел себе места в Пределье? — Голос Истока оставался ровным и приятным. — Если бы ты подождал еще немного… закончил начатое. Твой народ нуждается в тебе. Здесь твоя жизнь. Останься в Пределье и обрети покой.
— Огненные бури едва ли можно назвать успокаивающими. Они едва не убили меня.
— Но ведь ты уже примирился с ними. Ты защищаешь свой народ и обновляешься сам. Ты уже не тот, кем был, когда вошел в свой сон. И не имеет значения, в чем причина этих бурь.
— Довольно отсрочек, — упорствовал я. — Я согласился, с твоим решением и ждал, сколько мог, но теперь должен закончить дело, которое привело меня сюда.
— Как пожелаешь, о мой король. Спрашивай, что тебе угодно.
— Я хочу знать личность того человека, который ранил мою мать и выдал тайны моего отца.
— Разве ты еще не догадался, мой государь? — Ее голос был тих, нежен и безжалостен в своей искренности. — Загляни в самые потаенные уголки собственной души. Открой глаза. Разве ты не видишь?
— Нет.
Но в Пределье для меня не было ничего удивительного, и, уже когда я произносил это слово, суровый холод зимнего сада вошел в мою душу, и…
— Вон там, видишь? — вмешалась Роксана, не обращавшая внимания на Исток. — Можешь просить все, что захочешь: отрез красного шелка, гребень из слоновой кости или бочонок игристого вина — и ты найдешь это в кладовых Голубой башни, когда вернешься. Разве не странно притягивает свет это кольцо, когда вращается?
И в тот самый миг, когда задняя стена пещеры растворилась, открыв моим глазам вращающееся латунное кольцо, я вспомнил, что такое отчаяние.
Кольцо было выше моего роста, и, когда оно вращалось вокруг своей оси, обдавая мои щеки стылым воздухом, оно поглощало свет факелов, блестящие отражения льда, серебра и черного янтаря и вплетало их в сферу серого света. Око — точно такие же я видел и использовал в крепости Зев'На, точно такое же вращалось в замке лордов в день, когда я обменял свои глаза и душу на власть и бессмертие.
Роксана стояла за моим плечом. Мне нужно было предупредить ее. Но я не мог отвести глаз от кольца, и голод нарастал во мне, словно штормовые облака, спешащие поглотить небо Пределья. Невообразимо опасно для меня было оставаться близ источника силы… источника соблазна. Но я не мог — и не стану — бежать от правды и не поверю в нее, пока не услышу ее произнесенной вслух.
— Назови мне имена предателя и убийцы, — потребовал я.
Я уже знал, что это был один и тот же человек.
— Но, мой…
— Назови! — проревел я приказ, пытаясь выплеснуть в нем гром своего желания, вопль страха и пустую тишину внутри себя.
— О, мой милостивый государь… это был ты.
Глава 20
Кейрон
Шел четвертый месяц войны в Пустынях, когда я получил известие о полумертвом помешанном, которого нашли бродящим среди дюн. Это был не дар'нети, как доложил запыхавшийся гонец, осушив флягу с водой и вытянувшись в тени своей лошади, чтобы хоть немного отдохнуть от палящего солнца. И не зид.
Кого угодно, бродящего в одиночестве по краю Пустынь, сочли бы безумцем. Но если он не дар'нети — значит, и не один из наших воинов, переживший вражеский налет только затем, чтобы затеряться в пустыне. Это означало, что он пришел из Зев'На, а следовательно, внушал подозрения, но мог оказаться и ценным источником информации.
Вен'Дар, Наставник, который надзирал за областью, где захватили пленника, прислал сообщение, что человек сильно обезвожен, так что пройдет не меньше двух дней, пока он сможет двигаться. Но Вен'Дар был уверен — твердо уверен, — что я захочу допросить пленного лично. Я не мог представить себе возможной причины, но положился на суждение Вен'Дара. Если бы из всего мира мне пришлось выбирать, кому довериться, кроме дульсе Барейля, я бы предпочел Заклинателя Вен'Дара.
Я сказал гонцу, чтобы тот передохнул и что мы с ним и Барейлем отправимся в лагерь Вен'Дара на заре следующего дня, когда я прослежу за тем, чтобы дневные планы сражения начали претворяться в жизнь.
Война ни к чему не вела, если только не считать приближение нашей собственной гибели за положительное достижение. И не одним холодным пустынным рассветом, смывая металлический привкус песка и недосыпа глотком тепловатого эля, я думал о том, что это самое достижение уже кажется мне почти желанным.
Но потом, конечно же, наступала полночь, когда я обходил раненных в этот день: искалеченных юнцов, связанных кожаными ремнями и сильными чарами, чтобы они не отгрызли собственные руки; молодых женщин, которые молча смотрели в бесконечную пустоту или раздирали на себе кожу, пытаясь избавиться от невидимых страхов; мужчин, извивающихся от боли в истерзанных телах или бредящих от безжалостного жара пустыни. Все они протягивали ко мне руки в мольбе о помощи вместо того, чтобы обнимать этими руками своих мужей, матерей и детей или строить ими жизнь, полную красоты. В такие ночи я снова клялся, Что нет цены слишком высокой, чтобы избавить вселенную от лордов Зев'На. Возможно, оттого, что сам я уже заплатил цену, о которой клялся столь легко и со столь ужасными последствиями.
Красный полукруг, высунувшийся над горизонтом, уже прогнал ночную прохладу, когда следующим утром я созвал своих военачальников. Я сказал им, что открою портал, необходимый для дневной атаки на лагерь зидов, но потом оставлю его на Наставника Устеля, в то время как сам отправлюсь переговорить с Вен'Даром. Н'Тьену, самому одаренному своему стратегу, я поручил следить за выполнением нашего дневного плана и распоряжаться войсками, как он сочтет нужным. Старый Устель умело использовал чары, но совершенно не имел таланта к военным действиям, как это ни странно для того, кто был настолько ими увлечен.
Не прошло и часа, как сражение началось: портал, который позволял моим воинам миновать бесконечные лиги пустыни, был открыт, и я отсалютовал отважным мужчинам и женщинам, которые шагали в него, держа наготове мечи, копья, луки и чары, чтобы бросить вызов нашим бездушным врагам. Как только все они прошли, на лагерь упала тишина. Всех раненных в прошлой битве уже отослали в Авонар, а мертвых похоронили или сожгли, в соответствии с обычаем, принятым в их семье.
Как я и ожидал, едва я собрался уходить, в моем шатре объявился Мен'Тор, как всегда, прикрываясь справедливой обеспокоенностью.
— Государь, правильно ли я понял, что вы не собираетесь присутствовать при сегодняшнем сражении?
