О своих страданиях во время пребывания в финском плену и нелегком выборе пути в финскую разведывательную школу А. С. Носов подробно рассказал следователям контрразведывательного отдела областного управления НКВД города Архангельска.
«СОБСТВЕННОРУЧНЫЕ ПОКАЗАНИЯ
Финского разведчика НОСОВА
От 16 февраля 1943 года.
7 января 1941 года из Палонского карцера я попал в Петрозаводские лагеря, которые находились в помещении 7-го военного городка. Ко времени моего прибытия в Петрозаводских лагерях было около 900 военнопленных, здесь же находились и средние командиры, которые жили в отдельной комнате под замком. Во избежание их побега или соприкосновения с красноармейцами не было даже прогулки.
Красноармейцы в это время работали по очистке города, а также на вокзале. Все военнопленные спали в одном кубрике, так что не всегда находилась возможность найти место для ночлега даже на полу. Работали военнопленные с 7 часов утра по 4 часа вечера.
Распорядок начинался так: в 5 часов утра подъем, с 5 до 6 завтрак, с 6 до 7 развод на работу. В 4 часа заканчивали работу и к 5 приходили в лагерь. С 5 до 6 вечера ужин. В 10 часов вечера отбой.
Что касается завтрака, ужина, а также и выдаваемого дневного пайка хлеба, то на все это отпускалось 350 грамм ржаной муки и 10 грамм соли. Работать же приходилось много и вдобавок на тяжелой работе. Как следствие, от этого в лагерях появилась смертность от истощения.
В начале декабря число умерших от истощения в день было 7-10 человек в сутки. К 26 декабря [количество] их достигло до 18 человек в сутки. Резиновая дубинка солдата и палка дневального заставляла военнопленных работать молча. 2 неудачных побега, совершенные 5 военнопленными окончились их избиениями, а потом расстрелом. Трупы расстрелянных долгое время лежали на дороге.
Старшиной лагеря был военнопленный ДАНЦСКО Иван Семенович. Но за неприменение телесных наказаний к военнопленным он был снят с должности старшины, избит и отправлен в пересыльный лагерь № 2 у ст. Нуроярви. Иначе называли этот лагерь военнопленные. Они называли его братской могилой.
И действительно, к 28 декабря в Нуроярви было около 2000 военнопленных. Сюда поступали люди из разных лагерей Финляндии. Жили в дощатых бараках, изнутри обитых бумагой. В каждом бараке находилось по 200–250 человек…
Кормили два раза в сутки. 1 раз в 11 часов и 2-й в 17 часов. Из-за недоедания, холода и отвратительных жилищных условий и была такая смертность. Зимой на работу усылали мало. Ежедневно в январе месяце голодной смертью в этом лагере умирало 20–30 человек.
К 3 февраля число смертностей достигло 50–60 человек ежедневно. Умерших раздевали донага, обворачивали в бумагу и тут же, неподалеку от лагеря, хоронили. Для похорон было выделено две команды — команда могильщиков из 30 человек и команда носильщиков из 25 человек. Но и эти 55 человек не успевали убирать трупы умерших. Могила представляла из себя ров глубиной около 1,5 метра. Трупы складывались один около другого. К началу февраля над этой могилой стояло 1200 крестов.
Но число военнопленных в пересылке оставалось почти постоянным, так как сюда почти ежедневно пересылались люди, ослабевшие от непосильной работы из других лагерей. Эта пересылка была якобы больницей и местом для поправки ослабевших военнопленных, на самом же деле эта пересылка — пересылка № 2 в Нуроярви — была кладбищем для военнопленных. Кто попадал в пересылку № 2, тот шел по последней тропе плена, за которой начиналось кладбище. Это был последний путь его жизни.
Царствовал и управлял пересылкой русский военнопленный, бывший мл. лейтенант МИТРОНЕН. Его можно было увидеть всегда с палкой в руке. Бил он виновного и безвинного. Кто первый попадал под его руку, тот не уходил от его палки. Старшины и дневальные бараков с момента вступления в должность, как символ власти, получали резиновую палку, которой они искусно владели.
3 февраля 1942 года вместе с 16-ю командирами я был направлен в лагерь военнопленных № 1 недалеко от ст. Пейпоха. К моменту моего прибытия в лагере № 1 находилось около 1180 человек. Здесь были сконцентрированы главным образом средние командиры, а также и часть мл. комсостава из членов ВКП(б). Помимо этого в лагере в отдельном помещении находились 16 политруков. Связи с ними никто не имел, так как они все время находились закрытыми. Рядом с лагерем военнопленных находились финские политзаключенные, за разговор с которыми подвергались избиению как военнопленные, так и политзаключенные. Несмотря на это, связь политзаключенных с военнопленными была…
10 февраля 1942 года меня поместили в барак № 2, где старшиной был ЕМЧЕНКО-РИВКО Петр Павлович. По национальности украинец, уроженец Харьковской области. По инициативе командования создал партию „националистов“, в которую входили исключительно украинцы. Во время создания этой националистической партии и после барак был расколот на две части. Одна, состоящая из „националистов“, занимала верхние нары, и другая часть из лиц, не вступивших в эту партию, находилась под нарами.
Члены националистической партии были распределены повзводно, в каждом взводе по 3 отделения. Причем себя они называли 1-м Украинским добровольческим батальоном. Командиром батальона был ЕМЧЕНКО-РИВКО, а начальником штаба Константин РЯБЧЕВСКИЙ.
Для вступления в партию „националистов“ требовалось подать заявление о принятии в партию, автобиографию. Между „националистами“ и ненационалистами была большая вражда.
В июне месяце РЯБЧЕВСКИЙ был вызван в Гельсингфорс. После его отъезда из лагеря ЕМЧЕНКО-РИВКО не мог больше один справляться с „националистами“, а новый начальник лагеря не только его не поддерживал, но и грубо к нему относился. По ходатайству военнопленных, а также старшины лагеря КОШКИНА ЕМЧЕНКО-РИВКО был снят со старшинства, „партия“ была распущена, а заявления и автобиографии в бараке сожжены.
Для агитационной работы в лагерь был прислан священник, белорус. Свои проповеди он сперва проводил побарачно, а затем, когда была сделана трансляция радио, он говорил перед микрофоном. Беда заключалась лишь в том, что во время его проповедей в бараке или не говорил репродуктор, или же барак пустовал, все, за исключением дневального, выходили из барака…»[387].
Выбирая между голодной смертью в лагере и жизнью, Носов, конечно же, предпочел выбрать жизнь и согласился работать на финское командование, выполняя разведывательные задания в нашем тылу. Вполне вероятно, что он в то время еще не решил для себя твердо, будет ли он работать на врага или же сдастся в руки НКВД сразу после приземления или пересечения линии фронта. Желание было пока одно: поскорее вырваться из лагерного ада и остаться в живых. В результате Носов попал в Петрозаводскую школу финской разведки. О самой школе он рассказал следующее:
«СОБСТВЕННОРУЧНЫЕ ПОКАЗАНИЯ
Финского разведчика НОСОВА
От 28 января 1943 года.
Состав слушателей школы разведки был весьма пестр. Сюда набирались лица, главным образом, из уголовного элемента. Одни судились и отбывали срок наказания за кражу у другие за хулиганство, третьи за растрату и т. д. Образование у этих людей было различное — начиная от среднего и кончая классами начальной школы. Различен был и возраст, от 42 до 20 лет, все курсанты были набраны из военнопленных.
