Среди тихого шепота, доносившегося из толпы, Лайл различил спор братьев Рэнкин о том, мусор это или нет, пока кто-то не шикнул на них.
— В этой бумаге, — продолжил Лайл, — король дает моему предку, сэру Уильяму Далми, право построить замок Горвуд. «Замок или крепость, — сказано здесь, — обнести стенами и рвами и защитить его воротами медными или железными, а сверх того оборонительными сооружениями».
— Можем мы услышать все это, ваше сиятельство? — спросил Тэм Макэвой.
Лайл прочел документ сначала на латинском, потому что это звучало очень впечатляюще. Потом перевел на английский. Английский язык четырехсотлетней давности звучал не менее впечатляюще.
— Думаю, — сказал Макэвой, когда Лайл закончил, — это означает, что замок Горвуд целиком и полностью принадлежит вам, ваше сиятельство.
— Нравится это кому-то или нет! — крикнул кто-то.
Толпа взорвалась смехом.
— И мы тоже, ваше сиятельство, — продолжал Тэм. — Мы — со всеми нашими проблемами.
Толпа одобрительно загудела, снова послышался смех.
Лайл обвел взглядом всех, кто собрался здесь. Они смеялись, но не шутили. Лайл вспомнил все слова, что услышал вчера вечером.
Он почувствовал, как Оливия дотронулась до его руки, и посмотрел на нее.
— У тебя сейчас тот же вид, — вполголоса произнесла она.
— Какой?
— Вид человека, испытывающего угрызения совести.
— Эти люди… — пробормотал Лайл. — Мой отец. Что он натворил…
— Да, я понимаю. — Оливия сжала его руку. — Нам надо поговорить об этом, но позже.
Она осторожно положила документ назад в шкатулку и уже хотела было закрыть крышку, но помедлила и извлекла его назад.
— Что? — спросил Лайл.
— Там лежит что-то в уголке. Думаю, монетка. Или… — Оливия улыбнулась. Ее тонкие пальцы опустились в шкатулку и достали то, что там лежало.
Это было золотое кольцо, судя по виду, женское, украшенное рубинами или гранатами в форме кабошонов. Камни по цвету были близки к цвету волос Оливии.
Она подняла его выше, чтобы люди, стоявшие перед ней, могли его увидеть, а потом передать тем, кто стоял дальше.
В толпе раздавались охи и ахи и отдельные поздравления.
Из угла, где стояли братья Рэнкин, доносились стоны.
— Видишь? — Оливия взглянула на Лайла. — Это прекрасный, счастливый момент. Для всех, кроме этих негодяев. Наслаждайся этим.
Спустя несколько часов
Лайл стоял у оконной ниши и смотрел в ночь. На затянутом облаками небе звезд было немного.
К тому времени, когда иссякли все радостные восклицания по поводу сокровища и они опять погрузили сундучок в повозку и всей процессией направились в замок, было уже очень поздно. Даже леди были готовы отправиться спать.
Роя и Джока заперли в темницу в замке, решив заняться ими позднее.
Еще одно дело, с которым предстоит разобраться.
В Египте он сталкивался с массой подобных проблем: обман, воровство, драки и тому подобное. При раскопках случались травмы. Лодки тонули. Нападали крысы. Поражали болезни. Это была его жизнь. Временами она была интересной, даже кружащей голову. Сейчас…
Легкий стук в дверь заставил Лайла вздрогнуть. Он прошел к двери и открыл ее.
Перед ним стояла Оливия. Она была в белом халате, обильно украшенном всяческими воздушными штучками: ленточками, оборками и кружевами. Распущенные волосы лежали на плечах в восхитительном беспорядке.
Лайл увлек ее в комнату и закрыл дверь.
Но буквально сразу же передумал, открыл дверь и попытался вытолкнуть ее.
— Прими решение, — сказала Оливия.
— Глубокой ночью ты приходишь в спальню к мужчине в одном халате и ждешь от него решения?
Как давно это было? Давным-давно, целую вечность.
— Нам надо поговорить, — сказала Оливия.
Лайл опять затащил ее в комнату и закрыл дверь.
— Позволь мне объяснить тебе кое-что, — сказал он. — Девушка, которая приходит в комнату к мужчине практически раздетая, ведет себя неосторожно.
— Да.
— Значит, решено.
Сказав эти слова, Лайл сбросил свой халат и теперь стоял перед ней обнаженный.
— О! — выдохнула Оливия.
Свет от камина окрасил ее рассыпавшиеся по плечам волосы в цвета рубина или граната. Кожа сияла, как летняя луна, а в воздухе витал ее легкий, едва уловимый аромат. Лайл подхватил ее на руки и понес к высокой кровати.
Удерживая ее одной рукой, второй он отбросил одеяло и посадил Оливию на край постели.
— Хорошо, — согласилась она, — поговорить мы можем позже.
— О да. Нам о многом надо поговорить, — пробормотал Лайл.
У них впереди была целая жизнь, чтобы наговориться.
— Ты отлично со всем справился. — Оливия подняла руку и коснулась его груди.
— Ты тоже.
Лайл поставил колено ей между ног, и она медленно отодвинулась назад, подняв ноги на кровать. — Даже не могу передать тебе словами, насколько это волнующе, — произнесла Оливия. — Можешь написать мне письмо. Позднее.
Лайл взялся двумя руками за края ее ночной рубашки и халата, поднял их и посмотрел на ноги Оливии.
— Тебе нравятся мои ноги?
— До безумия, — ответил Лайл, наклонился и поцеловал лодыжку.
— О, ты порочный мужчина, — сказала Оливия, — ты жестокий и бессердечный…
— Дьявольский, — пробормотал Лайл. — Не забудь это определение — дьявольский.
Он огладил внутреннюю часть бедра, дразня ее и поднимаясь все выше и выше. Оливия откинула голову назад. Лайл поднял ее одежду еще выше и слегка коснулся пальцами ее интимного цветка.
— О, эти руки, — выдохнула Оливия, — твои руки! — Она накрыла своей рукой его руку и крепче прижала ее к своей плоти. — О, ради всего святого! Что я должна сделать?
Оливия встала на колени, развязала ленточки своего халата и сбросила его. Потом потянула через голову ночную рубашку и отбросила ее в сторону.
Рыжие кудри рассыпались по плечам. Небольшой рыжий треугольник блестел у нее между ног. Теперь на ней ничего не было.
Так легко было представить ее танцующей в лунном свете пустыни.
— Довольно, — сказала Оливия. — Довольно этой чепухи. Я никогда не буду добродетельной. И не проси меня быть добродетельной.
— Об этом я меньше всего хотел бы тебя просить…
— Иди сюда. — Ее рука скользнула вниз по животу к шелковистому треугольнику между ног. — Иди сюда.
