учеников. Усадебное уединение, однако, как-то не складывалось. Поленовых навещали многие, а некоторые гостили подолгу. Василий Дмитриевич устроил на Оке «целую флотилию из лодок и парусных яхточек», на которых с удовольствием катались он сам и его гости.
Поленов, пользовавшийся в Товариществе высоким уважением, непреклонно осуждал ретроградство старых передвижников, упрямо препятствовавших проникновению молодых талантов в ряды организации. Почти все представители старой гвардии передвижников неприязненно относились к нарождавшимся новым направлениям в искусстве. Почти все, но не Поленов. Василий Дмитриевич признавался, что он не делит искусство на «либеральное или консервативное», что для него существуют только два типа художников – «талантливый и бездарный». Такая позиция несколько отдалила Поленова от закосневшего ядра Товарищества, однако резкого разрыва всё же не случилось. «Я слишком люблю Товарищество, – объяснял Василий Дмитриевич, – слишком твёрдо верю в его главную цель и слишком уважаю самих товарищей как людей, немного вышестоящих всего остального строя, чтобы уходить оттуда: напротив, я остаюсь, чтобы бороться и приносить, сколько могу, пользы общему делу». Стремление Поленова поддержать молодые дарования, однако, только углубляло и расширяло пропасть непонимания.
В 1897 году, делясь впечатлениями о поездке в Петербург, Василий Дмитриевич писал с раздражением: «…какое там самодовольство, какое к нам презрение, я виделся с товарищами, они теперь все на страже реакции. Репин называет меня устарелым человеком, другие отсталым нигилистом.
Поленов с дочерями в усадьбе Борок. 1900-е гг.
Усадьба Василия Поленова. Дом над Окой. 1900-е гг.
Но я против этого протестую, я никогда не был ни нигилистом, ни анархистом, я всегда был противником всякого разрушения и цинизма, напротив того, я всегда стоял за созидание и устройство».
В 1895 году Василий Дмитриевич покинул свой класс в МУЖВЗ, который благодарные ученики Поленова окрестили «Школой в Школе». Художник решил приберечь силы для реализации масштабного замысла – создания целой серии картин на темы жизни Иисуса Христа. Это намерение вкупе с неприязненным отношением к атмосфере столичного художественного официоза послужило причиной отказа Василия Дмитриевича стать профессором-руководителем Высшего художественного училища при Академии художеств. Репин уговаривал старого товарища дать согласие, отыскивая для этого весомые аргументы и убеждая, что многие профессора параллельно «работают над чем-нибудь серьёзным», но тщетно. Узнав об отказе Поленова, Илья Ефимович не преминул бросить другу, что тем самым он провинился «не только перед нацией, а может, и вообще перед человечеством». «Что же касается человечества, – то это вопрос такой огромный, что об нём не будем толковать», – иронично ответил Поленов. На ту же тему Василий Дмитриевич эмоционально высказался в письме Павлу Чистякову: «Вы спрашиваете, отчего я редко бываю в Питере? Именно оттого, что уж очень унизительно себя там чувствуешь… Я с великой радостью послужил бы на пользу молодому поколению, но как вспомню, с кем придётся сталкиваться, руки опускаются и всякая охота пропадает».
Кроме работы над картинами так называемого «Евангельского круга», в творчестве художника происходит в это время переход от «пейзажно-бытового жанра» к «чистому» пейзажу, одухотворённому незримым присутствием человека. И хотя Левитан с Коровиным превзошли в этом искусстве своего учителя, особая интимность, теплота и задушевность произведений Поленова остались уникальными.
В 1895 году скончалась мать художника, а спустя три года трагически оборвалась жизнь его сестры – Елены Дмитриевны, чей большой талант ни у кого не оставлял сомнений. Елена Поленова, увлечённая фольклором, создавала великолепные иллюстрации к народным сказкам и песням. А по итогам акварельной выставки 1883 года, на которой были представлены и произведения Шишкина, Репин отдал предпочтение работам сестры Поленова.
В 1896 году с Еленой Дмитриевной случилось несчастье. Она находилась в пролётке, когда та, на полном ходу, опрокинулась. Художница ударилась головой о мостовую. Два последующих года Елена Дмитриевна страдала сильнейшей головной болью, и только смерть прекратила её мучения. С кончиной Елены Поленовой «умерли и рисовальные вечера», проходившие у Василия Дмитриевича. Всё имущество скончавшихся матери и сестры Поленов перевёз в недавно отстроенную усадьбу Борок. Своё место заняли на стенах портреты предков, живописные произведения Марии Алексеевны, особый акцент придало интерьеру бюро красного дерева, за которым Алексей Яковлевич Поленов обдумывал положения своего трактата об освобождении крестьян. Нашлось почётное место и для археологической коллекции отца хозяина дома.
Когда стало ясно, что для продолжения работы над картинами «Евангельского круга» ранее собранного этюдного материала явно не хватает, Поленов вновь засобирался в поездку по Ближнему Востоку. Весной 1899 года художник отправился в путешествие вместе со своими попутчиками – пейзажистом Александром Киселёвым, учеником Егише Татевосяном и студентом, фотографом-любителем Леонидом Кандауровым.
Маршрут был составлен в строгом соответствии с географией жизненных вех Иисуса: Иерусалим, Сихем, Назарет, Тивериада, Мёртвое море. И только на обратном пути путники ненадолго задержались в Бейруте и Вене. По словам Татевосяна, «в путешествии Василий Дмитриевич был молчалив, так как был погружён в свои мысли и планы». «Мне хочется доискаться исторической правды, – пояснял художник. – Истина, какая бы она ни была, для меня несравненно выше вымысла».
В создании цикла картин из жизни Спасителя Поленов руководствовался убеждением, что идея зарождавшегося христианства несравнимо чище и свободнее впоследствии выросших на её почве религиозных догматов. Художник не стесняется указывать Церкви на её лицемерную вторичность, не только растерявшую за века многое из драгоценных смыслов учения Христа, но и погрязшую в самых непростительных грехах:
«Я несказанно люблю Евангельское повествование, люблю этот наивный правдивый рассказ, люблю эту чистую и высокую этику, люблю эту необычайную человечность, которой насквозь проникнуто всё учение, наконец, этот трагический, ужасный, но в то же время и грандиозный конец…
И что же? Из этого высочайшего учения любви создали узкое и жестокое притворное изуверство, называют его религиею Христа и под её охраной в лице православия и католицизма творят самые возмутительные дела».
В 1908 году исполинская работа – больше шести десятков картин евангельского цикла – самим Поленовым признанная «главным трудом» его жизни, была завершена. Задача, поставленная перед собой художником, была столь сложна и масштабна, что трудно было бы рассчитывать на безупречное исполнение каждого полотна цикла. Лев Толстой, например, считал, что трагедийный накал в картинах «Евангельского круга» удался художнику не совсем, что драматическая составляющая вообще не слишком ярко выражена в произведениях Поленова, в том числе и в ранних («Право господина» и «Арест гугенотки»). Приведённые ниже слова Василия Дмитриевича, сказанные по другому поводу, пожалуй, можно считать ответом на претензии подобного рода: «В жизни так много горя, так много пошлости и грязи, что если искусство тебя будет обдавать сплошь ужасами да злодействами, то уже жить станет слишком тяжело».
С наступлением нового века социально-политическая жизнь в стране неудержимо понеслась
