найти искусствоведа с подмоченной репутацией или крупного афериста, занимающегося торговлей произведениями искусства, посадить его на крючок, выстроить схему работы, и пусть торгует всеми этими раритетами. Вот только мне это совершенно не нужно!»
Никаких моральных терзаний и угрызений совести у меня не было, так как давно уже смотрел на мир и на людей с практической точки зрения, зато появилось сознание того, что я действительно заигрался и мои действия никак нельзя назвать профессиональными.
Пока никто не знает о содержимом хранилища, я в безопасности, вот только слишком много людей приняли участие в этом деле. Джеймс. Зигфрид. Швейцарские детективы. Банкиры. Быстро разложил по полочкам весь список.
«Банкиры, в любом случае, будут все скрывать, и только если их прижмут к стенке неопровержимыми фактами, выступят в качестве свидетелей. Зигфрид, скорее всего, обо мне ничего не знает, так как не в интересах Хольца было что-либо ему рассказывать. Агентство – это более чем серьезно. Досье я уничтожил, но вполне вероятно, что у швейцарцев могло что-то остаться. К их показаниям, если дело коснется обвинения, обязательно прислушаются, вот только их еще найти и принудить надо, так как сами они никуда не пойдут. Джеймс. Он все знает, но при этом на нем висит убийство в Москве, а кроме этого, револьвер с отпечатками его пальцев, которому очень обрадуются в мадридской полиции. Самое главное, он понимает, что с ним будет, если пойдет против меня. Англичанин любит деньги, но жизнь любит намного больше. Вывод. Цепочка прослеживается, вот только тот, кто собирается раскрутить этот клубок, должен знать тайну хранилища».
Слегка расстроившись по поводу своего непрофессионализма, я вышел из кафе, сел в машину и поехал в банк. Зайдя в хранилище, взял каталог и принялся его изучать. Через час мне стало ясно, что из трехсот позиций, указанных в каталоге, можно использовать без боязни только две: сто семьдесят килограммов золота и ящик под номером 36. В нем хранилась валюта трех стран – доллары, фунты и швейцарские франки. Их общая сумма равна двум миллионам долларов по курсу 1944 года.
«Знал бы про это, еще вчера с англичанином рассчитался».
Выйдя из хранилища, уточнил у клерков процедуру продления аренды, получил от них памятку-инструкцию, которую затем выкинул в ближайшую урну. Пропуск в хранилище я оставил в арендованной ячейке другого банка. Избавившись от следов, которые пусть даже случайно могли привести к банку, я отправился в отель за вещами, а потом поехал в аэропорт. По дороге окончательно пришел к мнению, что через пару месяцев прилечу в Берн и оплачу аренду хранилища на следующие десять лет.
«Думаю, что денег в ящике на все хватит, так что пусть сокровище Али-Бабы само себя и оплачивает. Еще можно золото продать. Интересно, почем оно сейчас?»
Впрочем, этот вопрос занимал мои мысли недолго, ровно до того момента, пока не показался аэропорт. Сдав багаж и сев в самолет, я почти забыл о коллекции. Еще раз пробежал по памяти по деталям операции.
«Ошибки были, и много, но ведь мне постоянно приходилось импровизировать, выезжать на интуиции, а в самом начале так вообще ничего не было понятно. Пусть во мне мало от тактика со стратегом, зато как оперативник я неплохо провел операцию, к тому же практически все сделал в одиночку».
В этот момент до меня донесся запах табака.
Пока я ушел в себя, самолет успел взлететь, а значит, в салоне можно было курить. Я слегка поморщился, чуть повернул голову в сторону курильщика и неожиданно задержал взгляд, но не на сидящем в соседнем ряду бизнесмене, читающем журнал, с сигаретой во рту, а на девушке. В ближнем ко мне ряду сидела очень милая девушка и недовольно морщила носик. Ей, похоже, тоже не нравился дым.
«Не объединиться ли мне с этой симпатичной девушкой для борьбы с курением в самолете?»
Только я так подумал, как она, видно ощутив мой взгляд, посмотрела в мою сторону.
Я изобразил недовольное выражение лица, при этом бросив взгляд на курящего господина. Она меня поняла, согласно кивнула головой и улыбнулась.
