И на душе стало легче.
Даже мрачное небо, которое набухло грозовыми тучами, уже не так давило на психику. Это всего лишь ливень. Он пройдет. Хорошо встречать ливень под непромокаемым навесом. А еще лучше под тентом, в палатке.
– Почему вы вспомнили о нем сейчас? Это как-то связано с вашей ссорой с Брайаном? – продолжал выспрашивать мой слишком уж проницательный спутник.
Я хмыкнула.
– Брайан был его другом, – ответила я.
– Он как-то причастен к той обиде, которую вам причинил этот молодой человек?
– Не знаю. Думаю, ему было известно о тех событиях. Но не уверена, что он о них помнит. И связал ли он меня сегодняшнюю с ними, – пришлось признать мне.
– Тогда что же вас задело в этой ситуации?
– Меня задело другое. Он – сотрудник Интерпола.
– Брайан? – удивился американец. Вполне искренне. – А что в этом плохого? Мне казалось, это организация с вполне положительным имиджем. Они занимаются поимкой международных преступников, насколько я знаю.
– А еще контролем над международным трафиком культурных ценностей. Папа писал, что его работой заинтересовались некоторые «кое-кто», – поделилась я. – Папа недолюбливал разные правительственные, и тем более – межправительственные силовые структуры. И они отвечали ему полной взаимностью. Полагаю, что все эти его пляски вокруг меня были с целью получить информацию о его последних находках.
– А о каких находках идет речь? – серьезно поинтересовался Эндрю.
– Понятия не имею, – честно призналась я. – Но стоило Брайану получить карту, как он тут же бросился организовывать эту экспедицию.
– И вам кажется, что он вас использовал. Как, возможно, когда-то его друг.
Эта мысль никак не хотела укладываться в голове. Она панически билась в стенки черепа. Мне очень, очень не хотелось в нее верить.
– А он что сказал на ваши сомнения? – продолжал Додсон.
– Ничего. Он в это время был в Тунхе.
Эндрю промолчал. Но я прекрасно услышала всё то, что он обо мне подумал.
– Думаю, вам стоит откровенно поговорить с ним, когда мы вернемся, – наконец произнес он. – Вам не кажется, что наши спутники не спешат заниматься завтраком?
Я не обратила внимание на это, привыкнув, что в сельве просыпалась первой. Потом вставал Эндрю и начинал заниматься костром. Но когда я встала, костер уже горел. И никого из наших проводников я не видела.
– Пойду-ка я их разбужу, – вызвался Додсон.
Не знаю, как он планировал это сделать, учитывая, что по-испански не говорил он, а по-английски – они, но не стала вмешиваться в этот порыв. Американец дошел до палатки проводников и деликатно постучал в покатую крышу.
– Доброе утро, сеньоры, – произнес он. – Когда вы планируете завтрак?
Судя по тишине, сеньоры пока завтрак не планировали.
Эндрю был настойчив, и постучал еще раз. И обернулся в мою сторону. И честно говоря, мне это не понравилось. И его растерянный взгляд. И тишина в палатке.
Додсон дернул молнию входа и открыл матерчатую дверцу.
Внутри было пусто. Совсем. Совсем пустая палатка.
Прежде чем я успела осознать последствия этого «открытия», знакомый голос произнес из леса:
– Келли, я же сказал, что если нужен надежный человек для поиска сокровищ, то обращайся ко мне. А ты к кому обратилась?
Глава 56. КеллиНа нашу стоянку из леса вывалилась компания в камуфляже и платках, закрывающих нижнюю часть лица. Детский сад, да и только. Судя по автоматам в руках гостей, вряд ли у меня или Эндрю будет шанс пережить эту встречу, чтобы опознать нападавших. Если только с привлечением некромантов и экстрасенсов. Но их показания, насколько я помню, в суде не засчитываются.
– Отавиу? – удивился Додсон. – Как они тебя заставили?
Ферран засмеялся. Но суровый мужик примерно с Феррана ростом, только в объемах пошире, толкнул его прикладом, и футболист сдулся.
– Сеньорита, я знаю, что вы говорите по-испански, – с куртуазными нотками в голосе обратился ко мне толстячок. – Поэтому давайте договоримся с вами как цивилизованные люди. Вы нам отдаете карту сокровищ, которая принадлежала вашему отцу, а мы вас отпускаем.
– Что он гово… – начал Эндрю, но короткая очередь у его ног быстро научила американца благоразумию.
– Попросите своего спутника заткнуться, – с теми же вежливыми интонациями обратился главарь ко мне.
– Я думаю, он уже сам всё понял. Вы позволите мне поднять рюкзак? Карта находится там.
Мне позволили.
Я медленно, чтобы не нервировать вооруженных пришельцев, вытащила из шкатулки распоротый галстук и так же медленно протянула его их предводителю.
Ферран на полусогнутых поднес его боссу.
– Это что за дерьмо?! – возмутился толстячок, разглядывая внутренности папиного галстука. – Это вообще где?! Где карта?!! – заорал он на меня так, будто я эту карту у него на глазах на клочки порвала и проглотила.
Под коленками что-то ослабело. И живот свело судорогой. Только бы не осрамиться!
– В-вы просили карту, которую мне оставил отец. Это она, – я показала рукой в сторону галстука. Чуть-чуть показала. Чтобы, не дай бог, люди с пулялками про меня плохого не подумали.
– А сокровища где?! – возмутился он, будто к его приходу мы обязаны были их уже выкопать и упаковать.
– В земле, – предположила я осторожно, но автоматная очередь прошила почву передо мной, я рефлекторно отскочила.
Шутки босс не понимал. И нервным был. Очень.
Толстый сунул карту под нос побледневшему Отавиу.
– Но, дядя… – начал Ферран и заткнулся под негодующим взглядом.
– Где нормальная карта? – спросил «дядя», наводя автомат на меня.
– Вам с привязками? – уточнила я.
Зачем уточнила? В этот раз пуля просвистела мимо головы, лишив меня пары волосин. А еще штук сто волосин она лишили пигмента. Не знаю, какой там пигмент делает волосы блондинистыми, но только что они стали седыми.
– У меня на телефоне есть, – быстро ответила я и сунула руку во внутренний карман джинсовой куртки, двоюродной сестры той, что висела в номере у Брайана.
Наверное, я сделала слишком резкое движение. Или производила слишком опасное впечатление. Или кто-то из бойцов был еще более нервным, чем босс. Потому что в следующий момент я услышала выстрел, и что-то взорвалось в моем правом плече. Нежная психика не вынесла нагрузки и воспользовалась болевым шоком, чтобы отключиться.
Пришла я в себя от боли. Ушла «из себя» – было больно. Вернулась обратно – тоже больно. Нет ничего нового под небом.
