феврале пятьдесят первого. А вон и наша палатка, в которой мы жили вместе с Гурием Яковлевым много месяцев. – И он показал рукой на сооружение, напоминавшее огромный диковинный гриб. Ножкой ему служил полутораметровый толстый ледяной столб, а шляпкой – выгоревший добела купол палатки. Ещё два таких же «гриба» возвышались неподалёку. Видимо, брезент и шкуры, устилавшие пол, препятствовали таянию, в то время как лёд вокруг палаток расплавился под лучами солнца.
– А вот это – наша кают-компания, где мы провели немало весёлых часов. Это всё, что осталось от самолёта Осипова, разбившегося осенью 1950 года.
– Как же вам удалось перетащить такую махину? – удивлённо спросил штурман Н.Г. Черногорский.
– Так у них же автомобиль был, – сказал Дралкин.
– К сожалению, Александр Григорьевич, наш «газик» мирно покоился в сугробе.
– Неужели вы своими силами приволокли такую груду металла? Это ж надо, – сказал Мельников, покачав головой. – Наверное, от аэродрома до лагеря расстояние не меньше полутора километров.
– Точно полтора километра, – подтвердил Петров.
– Ну, богатыри, – восхитился Мельников. – Только за одно это вам надо памятник поставить.
– Да уж какой там памятник! Разве что этот курган, – показал Иван пальцем на ледяной холм, возвышающийся неподалёку от фюзеляжа. – Это всё, что осталось от вала, который едва не отправил нашу станцию в преисподнюю.
Глядя на эту мирно сверкающую голубизной восьмиметровую громаду, трудно было представить, что она двигалась, грохотала, сокрушала всё на своём пути. Льдины, образовавшие вал, обтаяли, спаялись, превратившись в единый монолит.
– А где же ваши знаменитые трещины, расколовшие льдину на части? – спросил Дралкин, осматриваясь по сторонам.
– Ума не приложу, – сказал Петров. – Одна, самая широкая, была здесь, рядом с нашей рабочей палаткой, и разорвала её пополам. Другая образовалась вон там, неподалёку, за палаткой гидрологов. Видите, на её месте остался лишь небольшой холмик?
– Я думаю, – сказал Дралкин, – они смёрзлись, а затем в процессе таяния сровнялись с окружающим льдом. В общем, гляжу я, ваша станция ни дать ни взять настоящий арктический музей среди льдов.
– Давайте, ребята, тащите бур. Интересно, насколько изменилась толщина льдины за эти годы?
Принесли бур, и Ваня первым взялся за его ручки. Сантиметр за сантиметром стальное жало вгрызалось в лёд. Когда наконец оно коснулось воды, Петров опустил ледомерную рейку в лунку и присвистнул от удивления.
– Вот это да! Как было три метра, так и осталось три.
– Вот вам яркий пример равновесия в природе, – сказал Дралкин. – Сколько стаяло сверху под лучами солнца, столько и наросло снизу. Так что научный факт омоложения льда можно считать доказанным.
Побродив по лагерным руинам, Ваня с горечью убедился, что, кроме фюзеляжа, трёх палаток-грибов да холмика на месте гидрологической палатки, больше ничего не осталось. Исчез даже сломанный столб ветряка и деревянные стеллажи, на которых хранились продукты.
– Может, навестим наш последний лагерь? – предложил Петров. – Там, возможно, тоже что-нибудь сохранилось.
Но поиски оказались безуспешными. То ли льдину сломало новым торошением, то ли её унесло в неизвестном направлении. Пока учёные обследовали льдину, штурман вертолёта уловил момент, когда солнце, вырвавшись из объятий лохматых облаков, явило свой огненный лик, и, определив его высоту, вычислил координаты льдины: 73˚ северной широты и 176˚65' западной долготы. Взглянув на эти цифры, Петров даже присвистнул от удивления. Продрейфовав четыре года и описав гигантскую окружность, льдина вернулась почти на то самое место, откуда начались её скитания.
В общем, всё возвращается на круги своя. И лишь наше последнее пристанище – лагерь № 2 бесследно исчез в океане вместе с остатками палаток, снежными домиками и двойником Миляева, склонившимся к теодолиту.
Часть 3
Год на полюсе
24 марта 1954 года
Последняя ночь перед отъездом. В комнате, с которой придётся надолго расстаться, всё напоминает о дороге: полуоткрытый чемодан, мохнатая пыжиковая шапка на стене, меховые сапоги с раскрытыми молниями, развешанные на стульях многочисленные предметы полярного туалета. Становится немного грустно. Правда, если верить приметам, я завтра не улечу: чёрные кошки, пустые вёдра и, наконец, зуб, сломавшийся чуть ли не за три часа до отлёта.
Всё ещё не верится, что через несколько часов начнётся долгий путь. Впереди холод, метели, гул торошений, скрежет льда и борьба с суровой арктической природой.
Меня будят громкие автомобильные гудки. Потом раздаётся нетерпеливый звонок. У входа стоит Игорь Владимирович Заведеев – радист будущей станции «Северный полюс – 4». «Иду, иду!» – торопливо говорю я и бросаюсь к вещам. Ещё несколько минут, и машина увозит нас на аэродром. За стеклом мелькают по-зимнему голые скверы, пробуждающиеся улицы, ещё полупустые автобусы и троллейбусы… Мы больше молчим, изредка перебрасываясь короткими фразами, и всё смотрим по сторонам. Когда-то снова мы вернёмся на эти улицы, встретим ясное московское утро, вдохнём мартовский весенний ветер Москвы, порывисто залетающий к нам в машину! Вот уже и окраина. Машина мчится мимо маленьких деревянных домиков и, круто повернув, въезжает в рощицу. По сторонам бегут тёмные стволы деревьев, утренний ветер прощально качает их обнажённые ветви. Аэродром – огромное бурое поле с белыми пятнами ещё не стаявшего снега. Длинная цепь экспедиционных самолётов поблёскивает серебром распластанных крыльев. На носу каждой машины в голубом круге нарисован вставший на задние лапы белый медведь – эмблема полярной авиации. Всюду, куда ни глянешь, оживлённые группы людей, одетых явно не по-весеннему: скрипящие кожей коричневые тёплые куртки, меховые шапки и сапоги. Люди толпятся у открытых самолётных дверей, передавая стоящим внутри бесчисленные ящики, мешки с продовольствием, баллоны с газом, тяжёлые катушки с гидрологическим тросом… А в ворота аэродрома то и дело въезжают гружённые доверху ЗИСы и ГАЗы. Участники воздушной экспедиции уже в сборе. Среди них полярные лётчики, налетавшие многие тысячи километров над Ледовитым океаном, и широко известные учёные – геофизики, метеорологи и аэрологи, многократные участники высокоширотных экспедиций. Немало здесь и молодых специалистов, впервые отправляющихся в Центральный полярный бассейн.
У каждого своя задача. Одни, проведя «сезонную» исследовательскую работу на льду океана, через два-три месяца вернутся на Большую землю. Другие – сравнительно небольшая часть экспедиции – останутся на дрейфующих льдинах для непрерывных научных изысканий в течение целого года.
В отличие от всех предыдущих, нынешняя высокоширотная воздушная экспедиция, носящая название «Север-6», разбита на три самостоятельных отряда. Один из них, во главе с Героем Советского Союза Ильёй Спиридоновичем Котовым, должен высадить в Западном секторе Северного Ледовитого океана дрейфующую научно-исследовательскую станцию «Северный полюс – 3», которой поручено руководить Герою Социалистического Труда, кандидату географических наук Алексею Фёдоровичу Трёшникову.
Второму отряду,
