самом начале свин ещё называл меня кунью безродной — прозвище, которое так понравилось Виону и Яшке — то сейчас сам признал, что был тварью и, даже зная, что я его никогда не прощу, готов каяться.
Чем не моя победа? Я, конечно, когда-то мечтал прикончить Патарку, но так тоже сойдёт. Даже лучше, наверное. Что мне его смерть? Этот трусливый, затюканный кусок дерьма мне ничем не угрожает. И вообще, скоро жизнь разведёт навсегда. Я уеду, а этого безотмерного ярл и дальше будет держать подле себя в Граде, а, значит, Патару торчать в школе до самых шестнадцати. Ежу понятно, что правитель Муна как-то узнал про особенность свина и теперь пытается выяснить, чем такие, как рыжий, ценны.
Подозреваю, что даже на лето Патара не отпустят домой. Пусть его похищение я тогда и сорвал, но теперь он невольник. Не позавидуешь свину. Отметил Единый, что называется. Но мне плевать. А вот извинения и раскаяние в его голосе я хотел бы услышать. Сижу, ковыряюсь вилкой в тарелке, жду, когда на той стороне зала Патар поднимется из-за своего стола. Хочу с ним в дверях ненароком столкнуться. Вдруг продолжит, что начал шептать на боёвке?
Всё. Закончил свин жрать. Самым первым из годников покидает свой стол, топает к вешалкам.
— Чёт, живот закрутило. Пойду я.
— После ужина облегчиться — святое, — напутствовал меня Раст.
Нужник здесь отдельной будкой на одну дырку стоит снаружи, чуть в стороне от входа в трапезную. Туда, и действительно, если только совсем уж приспичит бежать. Холодный и вонючий. Все в тот, что на этаже ходят. Но мне надо, чтобы никто из товарищей не увязался за мной. Впрочем, ужин обычно мы до упора досиживаем. Поднимаемся из-за стола, только когда уже гнать начинают. И все отряды так. Никуда же уже спешки нет.
А Патар меня тоже заметил. И, видно, не против продолжить, что начал — подбирает шаг так, чтобы к вешалкам мы одновременно подошли. Он снимает свои тулуп с шапкой с крючка в трёх саженях от меня. Я не тороплюсь, кошусь взглядом на свина — пусть мимо пройдёт.
— Я подслушал. Он хочет тебя убить. И не только.
Что?!
Так и замер с тулупом в руках. Шёпот рыжего был тихим настолько, что и я-то едва смог расслышать слова, а взгляд всё равно заметался по сторонам в поисках возможных свидетелей. Нет, никого рядом нет. А сердце колотится — жуть просто.
Чего стою? Догнать! Срочно! Патар как раз еле плетётся. Специально даёт же мне шанс с ним ещё раз столкнуться в дверях. Теперь понимаю, почему он не может просто подойти ко мне и поговорить. Тут не про извинения речь. Нельзя, чтобы видели вместе. Патар очень рискует, пытаясь меня предупредить.
Но йок! Неужели, Зимородову даже моей смерти мало? Лину тоже решили того? Похоже, этот гад всё-таки рассказал старшим про свой позор. Но детей-то… Малых ведь не тронут… Или могут? Да нет… Или да?
Я в несколько быстрых шагов догнал свина — и вот он толкает дверь прямо передо мной.
— Ночью за учебкой, — не оборачиваясь, шепчет Патар. — Я всё расскажу. Только не выдай меня.
— После полуночи буду.
* * *
И вот, прокравшись в нужник, я вылезаю в окно. Всё прямо, как в тот раз, когда тайком бегал на встречу с Вионом. Всё, да не всё. Погода сегодня совсем не похожа на ту трескучую морозную тишь, что была тогда. Последним отголоском зимы ближе к ночи закружила снежные хороводы над Градом белёсая вьюга. Снаружи свистит и метёт. Пока окно, потянув за специально привязанную с обратной стороны верёвочку, за собой закрывал, напустил внутрь снега. Надо на обратном пути не забыть подтереть свои мокрые следы будет.
С другой стороны хорошо — такой снег быстро скроет, что кто-то куда-то ходил среди ночи. От крыла годников до учебки совсем рукой подать — Патар, наверняка меня обгонит. Тем более, что я на всякий случай взял по времени приличный запас. Если в двадцать три ещё было слышно как щёлкнула стрелка на башне, но полуночный треньк часов уже съела вьюга. Пришлось про себя минуты считать.
Темнота — хоть глаз выколи. Иду лишь по памяти. Само здание учебки смог разглядеть, когда до него уже оставалось несколько шагов. Знать бы, что вьюга начнётся, можно было бы и не так далеко выбирать место для встречи. Один йок, не подсмотрит никто, не подслушает. Но я понимаю Патара — свин реально сейчас жизнью рискует. Представляю, как ему страшно. Если вскроется, что он меня предупредил, Яков его тоже прикончит.
Хотя, Патара, как раз таки, Зимородову, или, скорее Зимородовым — тут уже явно пошли дела, что затрагивают весь купеческий род — будет гораздо сложнее убить. Это я скоро выйду отсюда, а сын Хвана до лета здесь, считай, просидит под защитой стен храма. Прикончить ученика в школе — это вам не всадить штырь из самострела в тёмном переулке, кому-нибудь в спину. Сюда, и посторонним, кто бы мог такое устроить, нет хода, и от трупа никак не избавиться. За стены не вынесешь — их, в отличие от двора, хорошо охраняют — в промёрзлую землю не закопаешь. Берег моря и тот не настолько отвесный, чтобы сброшенное с кручи тело долетело до воды.
Концы непременно найдут, и сам Яков на такое рискованное дело, как убийство ученика, ни за что не решится. Потому и отметаю мысль про ловушку. Какой смысл Патару выманивать меня среди ночи на улицу? Вернее, не Патару, а Якову. Набить гурьбой рожу? Вдруг подговорил за спиной у Виона пару-тройку приятелей? Мелковато для него. Совершенно в такое не верю. В то, что задумал убить меня здесь и сейчас не верю тем более. В сто раз проще дождаться моего ухода из школы.
Так что страха нет — одно любопытство гонит вперёд. То есть, страх есть конечно, но он не про то, что меня ждёт засада. В крайнем случае, всегда могу выпустить беса на волю — уж он разберётся. А вот вынесенный себе и — не дай Единый малым — приговор очень страшно услышать. Ну, где там уже этот Патар?
Ага! Вон похожее на человеческую фигуру пятно чуть темнее стены, у которой оно застыло. Точно. Машет рукой. Подхожу.
— Думал, уже не придёшь. Проклятая вьюга! А ведь совсем уже весна была.
Борясь с холодом, Патар приплясывал
