бешенстве.
— Ой, сердце! — внезапно закричала она, падая на диван. — Ты меня убила!
Я продолжала стоять на месте, а Мэгги заботливо нагнулась, чтобы помочь ей.
Она погладила лоб Полл и взяла ее руку, потом выпрямилась и полуобернулась ко мне.
— Ей очень трудно. Ведь она любит тебя.
— Нет, не любит, — сказала я. — Она просто хочет, чтобы я осталась здесь в качестве бесплатной сиделки. Она боится остаться одна.
— Это ты всегда всего боялась, — простонала Полл. — А я только старалась защитить тебя.
— Как ты считаешь, стоит мне позвонить доктору? — спросила Мэгги. — Я чувствую, что ее сердце бьется, как сумасшедшее, и она белая, как мел. Как считаешь?
Я направилась к двери.
— Извини, Мэгги, но я не собираюсь смотреть этот спектакль. Делай, что хочешь, вызывай весь штат больницы, если считаешь нужным. «Бейлиз» в буфете. Я пошла.
— Правильно, уматывай! — крикнула Полл, с трудом поднимая голову.
— Именно это я и собираюсь сделать, — сказала я.
* * *
— Кого мне жаль, так это Мэгги, — сказала я Кисси, когда мы сидели у венецианского окна, глядя, как садовник сгребает листья с лужайки, — слишком многое ложится на ее плечи. Она начнет проклинать меня еще до Рождества.
— Нет, не начнет, — ответила Кисси. — Ей нравится суетиться вокруг Полл. С ней она чувствует себя полезной. Есть такие люди, которым нужно знать, что они нужны. Мэгги — одна из них. Не успела ее дочь уехать из дома, она тут же начала искать, о ком заботиться. Она будет рада заполнить собой брешь, пока социальные службы не запустили свой механизм. Хотя на самом деле Полл не особенно нуждается в постоянной помощи, не так ли? Есть сотни тех, кому гораздо труднее, чем ей.
— Сейчас она больше нуждается в моральной поддержке, — вздохнула я. — Как ты считаешь, люди не станут критиковать меня за то, что я уехала и оставила ее одну?
— Скорее, они будут хлопать тебя по плечу и подбадривать. Дорогая, тебе пора начать жить собственной жизнью. Наслаждайся жизнью, пока молода. Это скоро пройдет. — Она печально взглянула на свое тело. — А не то закончишь так же, как я. Только посмотри на эти ноги!
Элли тяжело шагала вдоль лужайки и что-то крикнула садовнику, который рассмеялся и выключил свой пылесос. Они весело болтали около минуты, и я увидела, как он несколько раз устремлял свой взгляд на ее блузку. Отойдя, она вильнула задом, а он сложил губы, словно свистел. Откуда взялось у нее это кокетство?
— Могу я у тебя кое-что спросить?
Кисси перестала изучать свои ноги и повернулась ко мне.
— Что, дорогая?
— Скажи мне честно, каким был мой отец?
Она неловко поерзала и уставилась в пространство.
— Нет, расскажи! Я знаю, ты не любила его; я знаю про его роман. Но что он был за человек?
— Дело в том, — сказала Кисси, — что люди кажутся или совсем хорошими или совсем плохими. Нет середины. Хотя на самом деле в каждом перемешано хорошее и отвратительное. Таковы все люди. Некоторые, правда, более отвратительны, чем остальные.
— Как мой отец?
— Нет, дорогая, конечно, нет. Говоря откровенно, я никогда его особенно не любила, но он был неплохим парнем. То есть он был немного испорченным, но не совсем. Такой, как его мать. Но он не был жестоким. Его нельзя винить за то, что он любил жизнь. Я уверена, что он не хотел задевать ничьи чувства, когда закрутил с той, другой женщиной, он просто не подумал.
Я представила себе маму и Джуд рядом, счастливо улыбающихся друг другу.
— Так кого же он любил в конце концов?
— Если честно, только себя, — сказала Кисси. — Полл всегда давала ему понять, что у него из задницы светит солнце. Что же еще ему было думать?
Потом, возможно, я скажу ей о том, что нашла маму.
Над моей головой простирались две белые полосы, как рельсы на синем фоне, уводящие меня в бесконечность.
— Идите к черту! — крикнула я в высоту. — Нет никаких небесных посланий. И никогда не было.
* * *
Когда я была маленькой, отец часто говорил: «Будем медленно-медленно ловить обезьянку». Тогда я не понимала, что это значит. Но теперь я знаю: это означает действовать не торопясь. Я добьюсь того, что она будет со мной, даже если на это уйдут годы. Что еще мне остается в жизни?
Глава двадцать пятая
Открытка была отправлена на адрес библиотеки, но передала ее мне мисс Мегера, а не мама.
Кэт
Прости прости прости. Мне НАДО поговорить с тобой. Полдень пятница?
На открытке была Шарлота Бронте. Подпись отсутствовала, но я знала, от кого эта открытка и где он будет меня ждать.
Когда я засунула открытку в карман, мисс Мегера, подняв брови, посмотрела на меня.
— Я не собираюсь вмешиваться, Кэт, но, если ты больше не хочешь его видеть, можешь написать записку, я передам.
Я оглядела помещение библиотеки, чтобы убедиться, что нас никто не слышит. Мамы нигде не было видно.
— Вам он не понравился, правда?
— Если честно, нет. Слишком много обаяния. Мне он казался приятным минут десять. Вы поссорились?
— Можно сказать, что так. — Я представила его лицо. Оно приблизилось ко мне в полусвете, и я почувствовала словно толчок в грудь. Мисс Мегера с тревогой посмотрела на меня.
— Послушай, ты кому-нибудь сказала, кто он такой, по его словам? Хоть кому-нибудь?
— Никому.
Я чуть не расцеловала ее за старомодную порядочность, строгую клетчатую блузку, допотопные башмаки.
— Спасибо. Я буду скучать по вас, когда уеду.
— Конечно, это не так, ты будешь слишком занята всякими интересными делами. Но все равно спасибо.
— И не надо беспокоиться о Кэллуме. Я с ним встречусь. Надо кое-что довершить.
Она бросила на меня долгий взгляд.
— Если ты так решила… Но я его в порошок сотру, если он причинит тебе зло. Скажи ему об этом.
* * *
Он сидел на скамейке у библиотеки. Боится войти, подумала я. Волосы немного отросли, очки вернулись на прежнее место. На плечи была наброшена военная шинель.
— Куда пойдем? — спросил он, встав при моем приближении. — Мне не хочется здесь оставаться. Слишком много народа.
Для чего?
— Давай пойдем на кладбище, — сказала я. Губы пересохли от волнения и гнева. — А это для тебя. — Я протянула ему маленький бумажный пакет.
— Это не кулон? Пожалуйста, не возвращай его.
— Нет. Это фото. У тебя, возможно, есть оригинал. Зачем мне изображение любовницы моего отца?
Он побледнел, когда снова увидел беременную женщину, опирающуюся
