Война.
И другая.
Закон. Император гарантом благополучия подданных. Эпоха расцвета и права… в общем, полагаю, не все считали нынешнюю эпоху такой уж цветущей.
– Твя крвь. Слжить. Длжн пмгать нставнку, – лич говорил все более внятно. – Красть. Кровь. Залог.
То есть, мой славный предок украл кровь, которая нужна была для превращения, а заодно и руку.
Так, подозреваю, на всякий случай.
О том, что случилось с незадачливым темным, и думать не хочется. Полагаю, превращение в лича он не пережил, но оно и к лучшему. Сочувствия во мне не было от слова совсем.
– Спрят-ть. Искть. Плохо.
И демоны могут жаловаться.
– Скажи, а он… не только руку ведь забрал, верно?
Сомневаюсь, что папенька настолько самоуверен, чтобы думать, будто ему под силу одолеть демона.
– Есть ведь что-то еще? Что-то, что поможет управлять тобой, верно?
…тот, предок, сбежавший в этот городок, он вряд ли так уж стремился обрести бессмертие, видел, чем оно чревато. Или боялся? Он просто спрятал шкатулку. И не пытался ее извлечь. А вот папенька… такой сложный план, столько потраченного времени в надежде… на что? На новую сделку? Или… он не будет полагаться на случай.
Не тот человек.
– Да, – лич медленно сполз с бочки. Теперь он двигался куда как уверенней. А мне подумалось, что еще пара дней, и я точно не справлюсь с этой тварью. Лич же, будто уловив эти мои мысли, осклабился.
Если я не смогу, то есть еще Эль.
И другие.
– Что это?
Молчание.
– Эта вещь даст моему отцу право приказывать тебе?
– Да.
– И она находится у него?
– Да.
– Ты знаешь, как она выглядит?
И вновь молчание. Эхо сомнений. Стоит ли верить людям? Люди хитры. Люди коварны. Люди…
– Мне не нужно, чтобы он получил личного демона, – я сжала кулаки так, что ногти впились в кожу. – Если ты придешь, плохо будет всем. Поэтому я действительно хочу выдворить тебя из этого мира. Полностью. А потому мы заключим сделку. И ты расскажешь все. А еще…
Мой взгляд остановился на крысюке.
– Ты ведь можешь управлять ими на расстоянии?
…в приличных домах крысы не водятся.
Вернее они встречаются, но где-нибудь в подвалах, стыдливо прячась средь бочек и ларей, показываясь на глаза лишь пугливым служанкам, и уж никак не поднимаясь на господские этажи.
Этот крысюк то ли не знал, то ли не счел нужным считаться с правилами, что давно уж установились, позволяя вполне мирно – ловушки и отрава, право слово, не в счет – сосуществовать с людьми. Он выбрался, огляделся, отряхнулся.
Пригладил взъерошенную шерсть.
Оскалился, показывая вожаку местечковой стаи, что намерения его вполне серьезны. И нет, другим бы разом вожак не отступил бы, уж больно богаты были подвалы и сытна местная жизнь, но сейчас пахнуло от чужака опасностью.
А крысы… кто сказал, что крысы не разумны?
Они, в отличие от людей, знают, когда стоит отступить. И вожак юркнул в нору под старым ящиком, в котором когда-то хранили кожаные мешки.
Стая рассыпалась.
А чужак, оглядевшись, двинулся бодрой рысью прочь.
Он выбрался за дверь.
И не без труда – все ж ступеньки предназначались больше для людей – поднялся по лестнице. Фыркнул на взивзгнувшую было девицу, увернулся от кружки, которой в него запустили, и исчез в очередной норе. Дом был стар и пронизан ими, что, несомненно, было на руку крысу.
Если бы у него имелись руки.
Он поднялся на второй этаж. Выбрался в гостиную. Зашипел на мелкую собачонку, что устроилась в кресле, и та не решилась с кресла спускаться. И верно, убивать крысу запретили.
Ни к чему привлекать лишнее внимание.
Нужное место он почуял шкурой, которая давно принадлежала не только ему. И остановился. Шерсть поднялась дыбом, а из горла донесся протяжный скрежещущий звук, заставивший несчастную собачонку забиться поглубже в кресло.
Крыс не хотел идти дальше.
Остатки инстинкта самосохранения подсказывали ему, что стоило бы убраться, пусть в тот же подвал или хотя бы в нору, укрытую за старым шкафом. Но чужая воля подстегнула.
Вперед.
И еще.
Он медленно затрусил вдоль стены, стараясь сродниться с нею. И чем ближе подходил, тем тяжелее получалось двигаться. Но вот он остановился перед дверью. Ощерился, уперся лапами в пол, пытаясь противостоять тому, что заставляло его идти вперед.
И шагнул.
Застыл.
Почти распластался.
Дверь кабинета открылась, едва не ударив по крысе, но он успел отскочить, а заодно с самоубийственной смелостью нырнуть под ноги человеку, благо, был тот слишком возбужден, чтобы обращать внимание на что-либо, кроме полупрозрачной колбы, в которой переливалось нечто темное.
– Марисса! Марисса, у нас получилось…
В лаборатории остро пахло смертью. И запах этот почти парализовал крысюка, заставил упасть на брюхо и заползти куда-то под шкаф. Он, прижавшись к стене, замер.
– Ты уверен? – этот голос был мягок, а ступала женщина столь легко, что крысюк заворчал.
Люди не должны ходить тихо. И пахнуть вот так, что… то, что управляло крысюком, отправила волну тепла, успокаивая.
– Почти, – крысюк видел ноги мужчины.
Лакированные ботинки, в которых отражался он сам. Видел и синие туфельки женщины. И саму женщину, чей запах неуловимо изменился.
– Мы проверим, – сказал мужчина, отставив колбу на край стола. Он, может, и не различал запахи, но чувствовал желание, исходившее от Мариссы.
И поддался ему.
Пускай. Хотя… не мешает же им запах смерти? Впрочем, да, люди и запахи…
Крысюк свернулся калачиком и прикрыл глаза. Позже, потом, он выберется из-под шкафа, чтобы пересечь мягкий ковер того темного цвета, что так удачно скрывает пятна. Он вскарабкается на другой шкаф, состоящий из множества ячеек, чтобы, оказавшись на самом верху, добраться до коробки…
…я открыла глаза.
Было… нет, не больно. Мерзковато слегка. Все же Марисса и… образы крыс передавал иные, но демон их вполне неплохо адаптировал.
Марисса, стало быть, и… хотя… чему я удивляюсь? После демона-то и того, что лежала в коробке.
Я зажала рот обеими руками.
А Эль обнял.
Он держал меня крепко, и его тепло успокаивало. Боги… хоть где-то мне повезло. А ему вот, напротив.
