– Здесь у нас нет власти. Пока нет… это мнение, что… если люди докажут собственную неспособность управлять своим же государством, если станут причиной большой войны…
…это, во-первых, здорово сократит их численность, что лишь порадует отдельно взятых ушастиков. А во-вторых, даст веский повод взять неразумное человечество под опеку со всеми вытекающими.
Как-то лич в подвале и проблемой перестал казаться. А что? Сидит себе тихо, крыс дрессирует, капустку жрет. Не сосед – мечта. В отличие от некоторых.
– Многого мне не расскажут, поскольку…
– Ты взял в жены человека.
– Именно. Мне… намекали, что все еще можно исправить.
Интересно, каким таким чудесным образом? Не тем ли самым, в результате которого у нас… лич завелся?
– Сегодня я говорил с бабушкой.
А волосы у него мягкие.
И легкие.
Тонкие, что нити. Шелковые. Я перебираю пряди, а он сидит, глаза закрыв, и говорит. Устало так. И я чувствую его усталость, как собственную.
– Она уехала из леса, потому что ей не нравится происходящее. Она против вмешательства. Такого вмешательства.
– А что-нибудь… как-нибудь… – я замолчала.
– После смерти Никароэля партия умеренных по сути своей распалась. Тем паче, что его убили как раз-то люди, разбойники. Глупая смерть, если подумать.
Если подумать, умной смерти не бывает. Это я точно знаю.
– Вовремя.
– Я тоже об этом подумал. За ухом почешешь?
Почешу.
Отчего б не почесать.
– И главное, своевременная весьма. Многие, кто знал Никароэля, были возмущены…
…и, полагаю, пополнили ряды радикально настроенных эльфов. Ненавижу политику.
– Нам нельзя в Пресветлый лес, – Эль встрепенулся. – Я не уверен, что там безопасно для тебя.
– И что нам делать?
Эль пожал плечами.
Мир спасать.
Очевидно же. Вот только…
– Помощи от ваших ждать не стоит. Орки тоже молчат? – это я сказала просто, чтобы беседу поддержат. И за стол вернулась, протянула кусок пирога. – Будешь?
Все-таки на редкость поганая из меня жена вышла. И некромант так себе. И… и вообще.
– Я написал кое-кому из… тех, с кем служил, – пирог Эль взял. – Проблемы людей – это одно, а вот нежить – совсем другое. Если кто-то откроет врата в нижний мир…
И тут я вынуждена была признаться:
– Мы.
– Что?
– Мы откроем, – я поерзала и, заглянув в глаза, сказала: – Так нужно… честно.
В подвал Эль спустился первым.
Пахло… да как в логове нежити, в которое он превратился, и пахло. Тленом, прахом и грядущими мучениями. Лич устроился на бочке, свернулся калачиком, трогательно сунув когтистые ладошки под щеку. На него забрались крысы, укрыли теплым одеялом почти живой плоти. А те, кому не досталось лича, на шкатулке обжились.
– Да… – только и сказал Эль.
Крысы шевельнулись. Они двигались, копируя движения друг друга, и головы повернули. И оскалились.
– Это мой муж, – сказала я громко.
Демону.
С крысами разговаривать бесполезно, а вот демон, пакость этакая, наверняка меня слышит.
– И его трогать нельзя. Если тронешь, то я… я сама тебя папочке отнесу. А там уж мучайся.
Так себе угроза, но демон поверил.
И крысы улеглись.
Относительно.
– Знаешь, – Эль как-то поежился. – Я его слышу и… ему больно?
Больно.
Он ведь тоже живой. В некотором роде. И демон. А что злой… так демон, да и мне отрезанная рука, если подумать, доброты не прибавила бы.
– Мы заключим сделку, – Эль спустился.
И остановился перед толстым крысюком, шерсть которого была благородно-седа, а на морде застыло выражение легкой брезгливости.
– И откроем врата, – это признание далось мужу не без труда. – Ты заберешь то, что принадлежит тебе, и покинешь мир.
Гнев.
И обида.
Жалоба? Крысюк запищал тонко, нервно, шерсть его поднялась дыбом.
– Те, кто сделал это с тобой, – я присела на корточки. Странно разговаривать с крысой, с другой стороны не менее странно кормить лича капустой. – Давно уже мертвы. А мстить нынешним, которые толком не понимают, что творят, глупо.
Нет, я не называю демона глупцом.
Кто я такая?
Я просто…
– Ты уйдешь, – с нажимом повторил Эль. – И никаких разрушений.
Крысюк повернулся задом.
Короткий, обломанный хвост его, дернулся из стороны в сторону. И замер. Мне даже подумалось, что демон не согласится, что…
– Я думаю, с этого все началось, – я опустилась на ступеньку. В конце концов, я устала, да и место к пафосу не склонно. – Давным-давно… по нашим меркам. По вашим – не знаю.
Давно.
Но не так, чтобы совсем уж давным-давно.
– Моему предку удалось… вызвать демона? Он, наверно, был на редкость талантливым засранцем. Что? Я же знаю, что демона просто так не вызвать. Кровь, боль, жертва. Он предложил сделку.
Обман.
– И взял в залог руку. Как? Понятия не имею.
– Об-б-мн, – лич приподнялся на бочке. Шея его вытянулась, спина прогнулась. Казалось, он с трудом выталкивает из себя звуки. – Он. Обмн. Вр…
– Вор? То есть, он украл руку?
– Дргй в-в-выз-в…
– Кто-то другой вызвал демона? – я поерзала. Вот с подобием человека говорить всяко удобней, чем с крысюком, который по-прежнему сидел ко мне спиной. – Зачем?
– Из-м…ся хтел.
Все же звуки человеческой речи давались личу с трудом.
– Хотел измениться?
– Жть. Длго.
– Долго жить?
– Да, – это лич произнес со вздохом. – Длго-длго… сть бсс…тным.
– Стать бессмертным?
– Крвь… моя… мняет.
– Кровь демона? – я посмотрела на мужа, а тот на меня.
А если…
…то есть, то самое таинственное вещество, которое пытался воссоздать мой бывший, это кровь демона?
– Двно. Льди. Рньше. Часто.
– То есть, люди раньше призывали и брали кровь? Вашу? А взамен?
– Крвь. Бль. Жретва.
– Жретва, стало быть… – почему-то я не удивилась. Раньше… да, нам говорили, что мир был несколько иным. И маги в нем себя чувствовали куда вольнее, порой и вовсе не обращая внимания на людей простых. Но пара конфликтов.
