– А можно мне какого-нибудь Гения? – Глаза охотницы загорелись.
Жар-Куул и Майрон Синда переглянулись неловко.
– Это… затруднительно. Видишь ли, Гении являются, своего рода дарами, которые крепятся к душе. Создавать их могут сущности высшего порядка, – боги, архидемоны. Джассар являлся богоравным, так что…
– Значит, нет, – печально вздохнула Райла.
– А ей действительно пригодился бы Гений, – подала голос Грандье Сезир, – девчоночка-то дохленькая!
– У неё и так есть Гении, – отозвался Хранитель Истории, – своего рода.
– Правда?!
– У всех одарённых есть… своего рода, – признал Майрон. – Хотя и не вполне. К примеру, все маги ощущают ход времени и своё положение в пространстве, не тратя на это магических сил.
– Я никогда особо не чувствовала…
– У тебя другие способности, юница. Полагаю, они сводятся к сильному предчувствию опасности и природной притягательности. А у Майрона Синды также есть Гений Азартной Игры.
– Хм?
– Ты не знал? – почти удивился Жар-Куул. – Большая редкость, могу сказать.
– Я действительно никогда не проигрывал ни в куп, ни в торжок… но в раджамауту…
– Раджамаута не зависит от слепого жребия или удачи. Формально, это не азартная игра.
Эльфка протяжно вздохнула.
– Ты им расскажешь, как стал бессмертным, старик, или подождёшь, пока они умрут от старости?
– Старик? – переспросил Хранитель Истории. – Я моложе тебя на несколько тысячелетий, Грандье. Кхм. И всё же она права, мы отвлеклись. Где я был?
– Эксперименты, – подсказала охотница.
– Да, верно. Отец удостоил меня чести поучаствовать в его проекте. Ваш покорный перенёс несколько массивных экспериментов над собственной сущностью, и последний возымел странный эффект. Я не только не обрёл Дара, но и стал немощным ещё больше. Мой магический потенциал ушёл в минус, и я получил способность подавлять Астрал, создавать энергетический вакуум.
– Как Джассар не убил тебя, когда понял, что сотворил?
– Он попытался.
Райла грустно потупила взгляд, Майрон понимающе кивнул.
– Сначала швырнул молнию, но та рассеялась. Тогда он поднял огромный алтарь перерождения и раздавил меня им. Как вы понимаете, я немедленно восстал в прежнем виде. Оказалось, что вместе с проклятием астральной пустоты на меня снизошёл Гений Абсолютного Бессмертия. Меня нельзя убить ни одним известным образом, и сам я тоже не могу…
– Странно, – перебил рив, – с таким Гением, ты и стариться не должен бы. Раз оно абсолютное, твое бессмертие.
Хранитель Истории покачал лысой головой.
– Разве же я говорил, что эксперименты пришлись на мои юные годы? Нет, к той поре я уже был древним стариком, и меня взяли как материал ещё и потому, что смерть стояла на пороге. Как дети Жар-Саара мы получали помощь, наши жизни продлевались, но бессмертие оставалось одарённым. Разумеется, отец экспериментировал и на молодых, но радости это ему не приносило. Нас было много, мы были заменяемы, но мы были его крови и Владыка Всего об этом порой вспоминал. Итак, я стал бессмертным подавителем Астрала, первым холлофаром, если хочешь знать. Когда выяснилось, что убить меня нельзя, отец мог просто приказать бросить неудачный эксперимент в жерло вулкана. Пусть бессмертный, однако, много ли вреда я мог причинить, отправившись к огненному Сердцу Дракона?
– Но он этого не сделал.
Ответ был очевиден, правда, Райлу всё же сильно интересовал ещё один вопрос:
– А вас правда нельзя убить, дедушка? То есть, никак?
– Хочешь попробовать?
– Нет! – Она смутилась. – Зачем так сразу предлагать? Это же…
– Уверена? Мне ведь всё равно. Поначалу было даже забавно, юница, но потом немного наскучило.
Грандье Сезир залилась смехом, похожим на птичий крик.
– Вот ведь беспокойная душа. Ну что тебе неймётся?
Эльфка не ответила, только отставила пустой бокал, встала, потянулась и покинула салон. Господин Гроз остался поблизости, облако над его воротником медленно клубилось.
Райла зевнула во весь рот, с удовольствием, поднялась.
– Спать хочу. В этой темноте непонятно, когда день, а когда ночь, так что спать хочется всегда.
– Потерпи, большая часть пути уже пройдена, – пообещал старик, откладывая перо.
Она тоже ушла, и следом покатился Лаухальганда, который всё то время дремал под креслом.
– С каждым днём твоя зазноба всё живее, – заметил Хранитель Истории.
– Благотворный результат лечения, – не смутился Майрон, – долгие годы её тело отравляла ртуть.
– Мне об этом известно, да, очень жаль.
– У меня остался один вопрос.
Серый старец ободряюще кивнул, но собеседник медлил, вглядывался.
– Ну?
– Для меня, – начал Майрон, – разверзлись бездны, после встречи с тобой. Я… говорю о легендах с очевидцем. Обдумываю явления, которые прежнему мне казались бы слишком высокими, слишком сложными. Многое я понял, но кое-что продолжает ускользать.
– Ха?
Рив медлил. На самом деле у него были подозрения, что этот вопрос понукал задать проклятый меч, ни на миг не отстававший от тела. Сам Янкурт со времён Керн-Роварра не проронил ни единого внятного слова, но Майрон Синда умел выглядывать чужие мысли в своей голове.
– Какое тебе дело до всего, происходящего в мире? – наконец продолжил он. – В частности, до смертных и грозящей им беде? Как существо, прожившее так долго, могло не потерять интерес? И…
– Довольно, – проворчал Жар-Куул. – Не путай меня с богами, я бессмертен, но не бессердечен.
– Это твой ответ? А знаешь, что говорят о драконьих глазах? – спросил рив, касаясь указательным пальцем правого века.
– Якобы они способны прозревать истину везде и всюду. Хочешь откровенного ответа, юноша?
Молчаливый кивок.
– Вот он: для меня, пережившего Эпоху Великих Чаров, Вторую Войну Магов, Тёмные Метания, Гроганскую эпоху, и проживающего во времени настоящем, осталась только одна загадка, – отец. Спустя столько времени лишь он ещё по-настоящему интересует меня. Помогая разыскать Ответ на Вопрос, я жажду не столько спасения Валемара от доли тяжкой, сколько хочу понять суть внутреннего конфликта Жар-Саара. Я хочу знать, что вынудило Владыку Всего бросить всё.
На том беседа окончилась. Майрон докурил, выбил трубку в хрустальную пепельницу и покинул салон. Он прошёлся по коридору, вошёл к себе.
На застеленной кровати сидела Райла. В её руках был нож с навершием в виде вороньей головы и точильный камень. Охотница как раз наточила клинок и теперь играла с Лаухальгандой, – метала нож, а тот ловил его длинным языком.
