стенам специальный инспектор женевской жандармерии, я уже видел.
Иваныч с вызвавшим у меня дрожь хрустом перешел в антропоморфное положение и с явным наслаждением повел плечами. Затем он что-то достал из своего балахона, и возомнившие себя стробоскопом лампы снова начали работать нормально. Так вот, оказывается, кто устроил всю эту светомузыку для жуткой дискотеки.
Гоблин небрежно перешагнул через тело сородича и подошел ко мне. В этом состоянии его балахон выглядел нелепо — как какая-то распашонка.
— Неплохо у нас получилось.
— У нас? — вполне искренне удивился я.
— Да, — спокойно и, кажется, даже без издевки сказал гоблин. — Не разозли ты его так сильно, он не упустил бы меня из виду. Всегда знал, что твой главный дар — это бесить разумных.
— Вот щас прям покраснею от такой похвалы, — проворчал я, потому что не знал, как реагировать на столь сомнительный комплимент. Но моя реакция не особо волновала гоблина, он уже направлялся к нелепой полудыре в стене.
— Так, а теперь нужно доломать эту стенку, иначе ждет нас с тобой, Назарий Аристархович, очень мрачное будущее.
В общем-то я не особо волновался, потому что если этот злобный гоблин захочет что-то сломать, то сломает обязательно. И он таки раздолбал похожую на панцирь какого-то древнего ящера преграду. Когда мы забрались внутрь тайной комнаты ныне покойного советника, Иваныч осмотрелся вокруг и удовлетворенно резюмировал:
— Вот теперь мы с тобой из грабителей и убийц превращаемся в героев и вершителей справедливости.
Да уж, не согласиться с ним было трудно — чего только стоила целая коллекция лиц. Нет, не портретных изображений на картинах великих художников, а именно лиц, содранных, возможно, даже с живых разумных и помещенных в специальные квадратные емкости. Каких там только не было — и человеческие, и оркские. Гоблинских я не заметил, зато центральным экспонатом этой безумной коллекции являлось лицо эльфа. Даже если мы не найдем Женьку и доказательств экспериментов сбрендившего гоблина над людьми, одного этого хватит, чтобы снять с нас все обвинения.
Женьку мы все-таки нашли еще до прибытия целой своры разномастных гоблинов. Как я потом выяснил, основная часть являлась бойцами особого отряда службы безопасности Совета мудрейших. Четверых хуманов, включая одну девушку, мы обнаружили в небольшом отнорке, по интерьеру отдаленно похожем на плацкартное купе. Полностью обнаженные люди лежали на полках, и я в первый момент даже напрягся, посчитав, что они уже мертвы. Но, пощупав пульс на шее своего бедового друга, убедился, что его сердце бьется ровно и сильно. Мало того, он даже не был в гибернации, из которой, как поговаривают, и выводить трудно, и последствия очень нехорошие. Правда, чтобы разбудить этого спящего царевича, пришлось дождаться прибытия гоблинских экспертов. Но перед пробуждением друга я имел сомнительное удовольствие наблюдать внутрижабью разборку. С прибывшим во главе всей своры гоблином Иваныч даже разговаривать не стал, а сразу перешел к избиению. Честно, это было жутко, и я сделал себе зарубку в памяти, что хамить, злить и даже бесить Секатора можно, а вот предавать нельзя. Впрочем, тут уж я точно ничем не рискую, потому что вообще не понимаю смысла такого явления — мне это чисто эстетически неприятно, я брезгую.
После того, как инспектор перестал бить эксперта ногами, тот, немного оклемавшись, все же привел Женьку в сознание. Мой друг смачно зевнул и даже потянулся, но вместо того, чтобы начать задавать вполне естественные вопросы, впился взглядом в лежащую на соседней полке обнаженную девушку и задал самый неуместный в подобной ситуации вопрос:
— А как ее зовут?
Эпилог
По вине непонятно что возомнившего о себе гоблина у Женьки осталось только два дня относительно комфортного пребывания в Женеве. Так что мы с Бисквитом постарались наполнить его впечатлениями по самую макушку. Когда уже казалось, что в него больше не влезет, а ноги гудели от пройденных километров, орк предложил сходить в заведение наподобие того, что содержала жадная птичка Лорикет. По правде говоря, это была не то чтобы инициатива артефактора, просто мой друг все толще и толще намекал на желание тесно пообщаться с модификанткой.
Неужели я и сам так выглядел, когда в подпитии жаловался Бисквиту на отсутствие ярких впечатлений от жизни в Женеве? Судя по печальному взгляду моего зеленокожего друга, так оно и было. Ну что же, как говорится, сам напросился. Это, конечно же, не было заведение того уровня, в котором я впервые увидел модификантку-бесовку, а нечто более приличное. Впрочем, бордель остается борделем, вне зависимости от ценовой категории и уровня обслуживания.
После очередного завлекательного танца девушки-спрута, у которой из спины росли восемь вполне себе функциональных щупальцев, терпение Женьки лопнуло, и подвыпивший ловелас рванул следом за покинувшей сцену модификанткой, предварительно купив специальный талон у шустро подскочившего по знаку Бисквита антрепренеру. Так тут вежливо называли сутенеров. Я же, воспользовавшись тем, что мы с орком наконец-то остались вдвоем — без лишних ушей, задал мучивший меня эти двое суток вопрос:
— Давай, колись, что там удалось нарыть Иванычу?
Орк сразу понял, к чему я веду, но постарался уйти в отказ:
— Секретная информация.
— Бисквит, хватит елозить. Я столько бумажек о неразглашении подписал, что теперь даже выпить толком опасаюсь, вдруг чего лишнего взболтну. Тем более вся эта мутотень касается меня больше, чем кого-либо другого. Колись давай.
— Ладно, — протянул орк, хотя и так было видно, что ломается он лишь для галочки. — Ты, как обычно, вляпался в самую жижу. Секатор устроил такой водоворот, что со дна всплыла огромная куча ила и фекалий. На болотах, как писал ваш Конан Дойль, третьи сутки стоит жуткий вой. Гоблинов спасло лишь то, что в этом деле оказались замазаны еще и эльфы. Поэтому городской совет решили всех собак повесить на советника и прикрыл дело. Сразу скажу, тебе никаких компенсаций в этот раз не полагается. Никто участие наемников светить не будет.
Ну да, а то я не знаю! Пытался уже вытряхнуть из Иваныча чуток элькоинов, но он так на меня посмотрел, что сразу стало понятно: глазастый гоблин точно видел, как я кое-что свистнул на месте преступления. Каюсь, слаб человек, и в этом плане, возможно, слабее всех остальных разумных. Потайная лаборатория советника была так накачана энергией разрушения, что все предметы с более или менее серьезной концентрацией энергии творения светились там как редкие фонари на ночной сельской улице.
Больше всего мое внимание привлекла маленькая вещица: японское нэцкэ. Честно, я цапнул ее руками не очень осознанно, скорее из-за тяги к познанию, а вот сунул под резину
