Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 102
Каратай – вольноотпущенник греческого происхождения, возможно, со времени Кей-Кавуса и совершенно точно с начала царствования Кей-Кубада входивший в круг личных приспешников султана и занимавший в свое время должности tashtdar и amir-dawat, был человеком благочестивым, который, судя по всему, пользовался значительным влиянием и не принадлежал ни к каким фракциям даже после того, как стал наибом. Но перед ним стояла трудная задача. Нужно было разгромить Вайюза, и это было сделано. Нужно было задобрить Батыя, с которым интриговали сторонники Шамс ад-Дина. На практике именно им было поручено исполнять обязанности власти, хотя и в новых специфических обстоятельствах. С одной стороны, согласно монгольскому ярлыку, именно они назначались на определенные высшие должности, как будто власти сельджукского султаната было больше недостаточно, чтобы назначать свою собственную администрацию. Одновременно эмиры и знать, к которым монголы не были так благосклонны, поворачивались против тех, кто получал выгоду от монгольского протектората. С другой стороны, если раньше важным сановникам и функционерам платили деньгами и вдобавок в последнее время они получали как минимум небольшую территорию под свое управление, то теперь оказалось, что они делят между собой государственные земли, за счет которых должны покрывать свои издержки и получать плату за свою работу. В то время как новый визирь Баба Туграи и mustawfi оставались в Конье, наместник Малатьи, получив повышение по службе до amir-arid, вернулся в свою провинцию. Наместник Синопа, ставший наибом, вернулся в свою, и то же самое сделали некоторые другие. Последствия этой новой системы будут видны позже.
Эмиры и высшие чиновники продолжали напрямую интриговать с монголами. Мурин ад-Дин Сулейман, сын Мухадхаба и командующий войсками в Эрзинджане, отправился к Байджу, чтобы добиться той же милости, которая когда-то распространялась на его отца. Туграи приказал отправить ему секретное сообщение, но его перехватил и расшифровал Каратай. Вторжение монголов спасло Туграи, но поста визиря он лишился.
Безусловно, необходимо было сохранить добрые отношения с монголами, но Каратай старался под их сюзеренитетом поддерживать сплоченность государства сельджуков и его мусульманский характер перед лицом новых хозяев-немусульман. Что обсуждалось с халифом и кого Каратай отправил к нему посланником в 1251 году, неизвестно, но трудно поверить, что вопрос об интересах ислама в стране, находившейся под властью монголов, не поднимался. Примечательная особенность в том, что на монетах этого периода, как было общепринято, появляется только имя халифа, а не султана или его монгольского сюзерена. С той же точки зрения ничем не примечательны вакуфы, учрежденные Каратаем, которые мы обсудим позже и которые явно подтверждают выгоды для ремесла и для семьи жертвователя и в то же время возлагают на ислам сохранность институтов, подвергавшихся риску из-за разрушения государства.
Помимо этого Каратай старался упорядочить требования монголов. В дополнение к дани, которая, возможно, была фиксированной, сельджукские власти должны были обеспечивать содержание посланцев и войск, которые монголы могли прислать в «Рум». На практике это принимало форму непрекращающихся требований со стороны Байджу и его подчиненных, общую сумму которых невозможно было предсказать и которая выходила за пределы возможностей страны. Посланный к ним amir-dad Фахр ад-Дин Али (который еще появится позднее) должен был попытаться сделать так, чтобы эти обязательства стали фиксированными.
Однако монголы попросили, чтобы, как это раньше было сделано с Рукн ад-Дином, к ним теперь прислали Изз ад-Дина, который достиг возраста 19 лет. Как и в случае с Рукн ад-Дином, это определенно могло оказаться полезным. В то же время отсутствие в «Руме» могло сыграть ему во вред, поскольку этот молодой человек, жертвовавший всем ради удовольствий и осыпавший бесконечными подарками своих фаворитов, не пользовался особой популярностью. Встреча трех султанов была организована в Кайсери. Было решено послать младшего Ала ад-Дина Кей-Кубада к самому Великому Хану, чтобы оправдать отсутствие брата. Двое старших братьев вернулись в Конью (1254 г.).
Вскоре между ними возникли разногласия. Не будем забывать, что мать Изз ад-Дина была гречанкой и при нем состояли несколько дядьев по материнской линии, чьим влиянием некоторые были недовольны. Возможно, он был женат на дочери императора Никеи Ватаца и в будущем при необходимости всегда искал помощи и убежища у греков. Однако вместе с Каратаем он представлял сторону тех, кто надеялся спасти какую-то часть традиционного режима, в противоположность Рукн ад-Дину, который стоял за безусловное подчинение монголам. Вероятно, какая-то группа эмиров, объединившись, организовала бегство Рукн ад-Дина, который в Кайсери был провозглашен единственным султаном и признан большей частью глав городов на востоке страны. В ответ сторонники Изз ад-Дина, собрав армию, двинули ее против мятежников, которые после тщетной попытки вступить в переговоры были побеждены. Рукн ад-Дин попал в руки брата, который организовал церемонию публичного примирения с ним. Тем не менее Рукн ад-Дин был сослан в Бурглу на западной границе сельджукских территорий, куда не добралась монгольская интервенция (конец 1254 г.?). Примерно в это же время был возобновлен союз Изз ад-Дина с Теодором Ласкарисом из Никеи.
Заметим, что на протяжении всего этого эпизода имя Каратая больше не упоминается. Тексты расходятся в отношении времени его смерти: одни указывают дату до мятежа, другие после него. Возможно, он был болен и не принимал участия в делах еще до своей смерти. В любом случае его смерть не привела к немедленной смене всего правительства, и лица, занимавшие высшие должности, остались прежними. Фахр ад-Дин вернулся и привез ярлык, который, как они надеялись, фиксировал их финансовые обязательства. Усилия по усмирению туркменов продолжились. Владетель Мараша предложил город нескольким своим соседям, и, в конце концов, его захватили армяне (1258 г.). Однако эти старания были прерваны страшными новостями, дошедшими до Изз ад-Дина и его сторонников в 1256 году.
Им сообщили, что Байджу во главе всей своей армии без предупреждения вторгся в Малую Азию. Однако причину следовало искать не в ситуации в самой стране, а скорее в эволюции Монгольской империи. Чтобы завершить завоевания на Западе, Великий Хан назначил своего брата Хулагу правителем Ирана и передал ему ответственность за протекторат над сельджуками, который до этого был в ведении Батыя, контролировавшего русскую степь. В начале 1256 года Хулагу обосновался в Иране, приведя с собой большое войско, которому требовались пастбища. Байджу получил приказ оставить Муган и переместить свои стада на равнины Малой Азии. Это означало либо пренебречь, либо сделать вид, что он не помнит концессии, предоставленной монгольским ханом Сельджукидам, которых никогда не просили размещать на своей территории такое количество самих монголов. Нам нужно понять, что означали слова Байджу, сказанные им Фахр ад-Дину.
Строго говоря, у Байджу не было намерения воевать. Он заявил, что его войска будут размещены в Малой Азии на постоянной основе, вот, в принципе, и все. Но с точки зрения утраты ресурсов, которые государство Сельджукидов считало своими, влияние, которое предводители монголов получали за счет лидеров сельджукского государства, а также их неизбежное вмешательство в их внутренние распри могли оказаться очень существенными. Их колебания отсрочили так долго готовившийся отъезд Ала ад-Дина к Великому Хану. Прибытие Байджу вовлекло за собой новые спорные вопросы, поскольку посланнику Изз ад-Дина он заявил, что хочет получить официальную должность в управлении «Румом» для своего друга Муин ад-Дина Сулеймана. Узнав о продвижении монгольского войска, Ала ад-Дин написал братьям письмо с требованием подчиниться во что бы то ни стало. Но тщетно, в Конье преобладали сторонники вооруженного сопротивления. В их число входили правоверные мусульмане, призывавшие к джихаду («священной войне»), личные рабы султанов, опасавшиеся утратить свои привилегии, и, вероятно, даже греки из окружения Изз ад-Дина, уверенные в силе туркменов и альянсе с Никеей. Среди них был будущий император Михаил Палеолог, недавно перебежавший туда от Ватаца. Фактически это было объединенное войско туркменов и христиан, последние под командованием Палеолога. Байджу быстро наступал. При первых признаках резни все большие города на востоке Малой Азии открывали ему ворота. К югу от Аксарая, неподалеку от караван-сарая Ала ад-Дина противники сошлись. Страх, как всегда, повлек за собой дезертирство. Визирь был убит, а Палеолог бежал к своим туркменским союзникам в Кастамону. Царь Хетум, возвращаясь из Каракорума, стал свидетелем триумфа в лагере Байджу. Конье удалось избежать разграбления только благодаря очень быстрому назначению Муин ад-Дина на должности amir-hajib и перване, которые на практике делали его единственным официальным представителем султана. Второй титул так и остался в более поздней истории связанным с его именем.
Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 102
