Сложно было сказать, насколько они опасны, но никто не осмелился подойти ближе, чтобы это выяснить. В любом случае выглядели они ужасающе: омерзительно живые, стоящие вертикально, как саженцы, с открывающимися и закрывающимися ртами, похожими на рыбьи.
Кук готов был закричать от увиденного. Он представил, как, заблудившись без лампы, бродит здесь, спотыкается, падает, встает, опутанный водорослями, а потом валится в эту шевелящуюся массу, чувствует, как черви обвивают его, касаются рук и лица горячей, жесткой трупной плотью.
Всего лишь воображение: черви не могли до него добраться, но подобные мысли, зародившись однажды, не спешили покидать голову. Они продолжали жить в черных щелях рационального мышления, в тенях здравого смысла.
— Валим отсюда на хрен, — скомандовал Сакс.
Все двинулись прочь, стараясь не толкаться, чтобы не упасть в воду. Сзади доносился шелест трущихся друг о друга червей, и, когда мужчины поднялись по лестнице в машинное отделение, им потребовались немалые усилия, чтобы в панике не броситься наутек.
Никто не проронил ни слова.
Выбравшись из машинного отделения, они вдруг услышали звук.
Это были шаги: кто-то спускался по трапу.
13
Все замерли в немом ожидании.
Кук потянулся за пистолетом, думая, что нет ничего хуже, чем услышать на старом заброшенном судне звук приближающихся шагов. В тот момент он был благодарен богу, что оказался не один: вряд ли он смог бы пройти через это в одиночку.
Возле люка шаги замерли. Было слышно, как кто-то тяжело дышит, словно человек, пробежавший большое расстояние. Конечно, воображение рисовало вовсе не человека, а нечто гораздо более ужасное: какую-нибудь мертвую, мокрую, заросшую грибком тварь, решившую нанести им визит.
За дверью раздалось царапание, будто кто-то пытался открыть люк, и все то же сиплое дыхание. Дверь на несколько дюймов приоткрылась, и Сакс, старый добрый крутой парень Сакс, потянул ее на себя до конца, схватил того или то, что за ней стояло, и быстрым и сильным рывком швырнул на пол.
Но это оказалось не оно. Это был он.
Кто бы то ни был, когда Сакс бросил человека на палубу, тот издал дикий удивленный вопль и попытался подняться на ноги. В следующий момент Сакс двинул его ногой в бок с такой силой, что выбил весь воздух из легких.
— Довольно, — остановил Сакса Кук.
В желтом свете керосиновой лампы на них глядело круглое, измазанное грязью лицо. Под широко раскрытыми глазами выделялись большие темные полумесяцы, губы дрожали. Лицо принадлежало полноватому невысокому человеку в джинсах и хлопчатобумажной рубашке. Одежда у него была такой грязной, будто ею чистили дымоход.
— Вас… вас не должно быть здесь, — произнес он. — Не должно быть на этом корабле… это мой корабль… это я должен быть здесь, а не вы…
Он тяжело дышал, с хрипом, будто его легкие наполняла жидкость.
— Как тебя зовут? — спросил Кук.
— Меня… зовут, — ответил человек, изучая свою левую руку, будто на ней было записано его имя. — Не знаю.
— Что значит не знаешь? — спросил Фабрини. — Что, черт возьми, с тобой?
— Да этот тип совсем чокнутый, — сказал Сакс с присущей ему деликатностью.
Человек продолжал нести околесицу: что-то про то, что их не должно здесь быть, что их присутствие неприемлемо.
— Может, у него амнезия, как бывает в кино, — предположил Менхаус.
Кук не был уверен, что объяснение настолько простое, особенно в этом месте. Он понимал, что в любом случае причина будет такой же странной и фантастической, как и всё здесь. На самом деле его интересовал один вопрос: как долго этот парень находится на судне? Прятался ли он от них все это время или появился здесь только что?
— Просто скажи нам свое имя, — попросил Фабрини, — и как ты сюда попал.
Парень лишь покачал головой.
Молчавший все это время Крайчек вдруг произнес:
— Его зовут Маковски, Боб Маковски. Он был смазчиком на «Маре», на нашем корабле. Парни звали его Слимом.
Теперь все глаза были прикованы к Крайчеку.
— Почему сразу не сказал? — спросил Сакс.
— Сперва я не был уверен, — объяснил Крайчек. — Думал, что он просто похож… Но это же ничего не значит. Особенно здесь.
Все проигнорировали его ответ.
— Помогите ему встать, — сказал Кук.
Никто не пошевелился. Возможно, им не хотелось его касаться, словно это был призрак, который мог раствориться у них в руках, или то, что свело Слима с ума, было заразным.
— Дай ему руку, придурок, — сказал Сакс Менхаусу. — Ну же, Фабрини, вынь уже лапу из трусов. Ты же слышал, что тебе сказали.
С неохотой мужчины помогли Маковски подняться на ноги. Тот продолжал таращиться на них, словно не был уверен в их реальности, как и они в его.
— Все будет хорошо, Слим, — сказал Менхаус. — Мы все здесь друзья.
Сакс расхохотался.
Они помогли парню подняться на главную палубу, а потом отвели его вниз, в каюты, посадили на койку Менхауса и попытались как-нибудь разговорить: с тем же успехом можно было выжимать виноградный сок из кирпича.
Пока ему задавали вопросы, он не переставая качал головой.
— Я не помню, как попал на борт… — зажав голову руками, бормотал он. — Помню, что плыл… И приплыл сюда. Как, думаете, такое могло случиться?
Сакс покачал головой:
— Теперь он нас спрашивает. Что за тормоз, мать его. Крайчек, ты уверен, что у тебя с ним нет ничего общего?
— Ты должен что-нибудь вспомнить, — сказал Кук. — Просто успокойся и попытайся вспомнить. Корабль попал в туман и затонул, помнишь это?
Маковски скривился, словно откусил кусок от лимона.
— Туман… туман… голоса в тумане… голоса… они говорили мне всякое…
Крайчек попятился, будто почувствовал в парне что-то нехорошее или испугался, что голова у Маковски раскроется и оттуда выпрыгнет монстр.
— Похоже, у него были галлюцинации, — сказал Менхаус.
Маковски покачал головой:
— Нет, нет, нет… я слышал их. Они говорили мне всякое. Они сказали… — Он стал водить указательным пальцем в воздухе, словно что-то писал. — Они сказали мне прийти сюда, показали, как сюда добраться.
Сакс покачал головой:
— Да, этот парень реально ценный кадр.
— Ладно. — Фабрини вздохнул. — Ты хотя бы можешь нам сказать, сколько ты здесь пробыл?
Маковски бросил на него безучастный взгляд, словно вопрос был задан на арамейском или латыни.
— Не трать зря время, Фабрини, — сказал Сакс. — От парня проку как от козла молока.