Флин вернулся из столицы через три дня и моя радость разбилась о глухую стену безразличия. Видимо, прошлое его настигло, потому что мужчина замкнулся и закрылся не только от окружающих, но и от меня в том числе. Я больше не чувствовала нашу эхо связь и не улавливала его настроение, на что брат лишь отмахнулся, сообщив, что всё в порядке, но ему требуется время наедине с самим собой. Выпал из жизни дома, с утра до вечера пропадая у себя в конторе, а вечера проводил за пределами поместья, потому что в первые же дни стало понятно, что Флин незримо влияет на окружающих. Соседство с ним никому не шло на пользу, даже Васила – фейерверк жизнерадостности – как-то поблекла. На этом фоне и подготовка к городскому конкурсу кулинаров утратила свою прелесть. Я знала, что он чаще всего скрывается у Рады, но легче от этого не становилось. Скорее просыпалась обида, хоть это и эгоистично до отвращения. Хотелось помочь родному человеку встряхнуться и вынырнуть из этого меланхоличного настроения, а ничего сделать не получалось, в отличие от знахарки, которая нашла какой-то способ терапии.
И я оттягивала момент совместной работы над артефактами, давая брату время разобраться с возникшей ситуацией, не желая напрягать его ещё больше. Но, узнав, что у меня всё готово и остался только финальный штрих, Флин сам изъявил желание помочь. Значит, надо ловить момент и пробовать. Учитывая настроение мужчины, музыку надо бы выбирать жизнерадостную и жизнеутверждающую, а хотелось чего-то грустного и пронзительного, как вальс «Мой ласковый и нежный зверь». Хотелось легендарного Стинга, Энигму и Лунную сонату.
Но вместо этого, отложив артефакты в сторону, я мысленно запела. Я показывала брату видеоряд с больным мальчиком из моего родного мира, большая душа которого была заточена в маленькое, измученное болезнью тельце. С мальчиком, которому не суждено вырасти, но искавшему радость и в такой неполноценной жизни. Он пел, а ему стоя рукоплескал много сотенный зал.
– Нас бьют, мы от боли летаем всё выше… – повторил Флин строчку из песни на грани слышимости.
– Нас бьют – мы летаем, смеемся и плачем, внизу оставляя свои неудачи, – закончила я также тихо, крепко сжимая его холодную ладонь.
Мне хотелось хоть как-то помочь, выбить дно у этой бочки, наполненной беспомощной болью, которой была наполнена его душа, и кажется, история маленького мальчика не осталась незамеченной.
– Если тебе плохо, оглянись вокруг – рядом найдется тот, кому хуже. Главное – находить в себе силы подниматься на ноги после очередной подножки судьбы, потому что впереди обязательно будет что-то хорошее.
Брат порывисто обнял меня, сжимая так крепко, что сперло дыхание.
– Спасибо, родная, – тихий шепот в волосы и этим всё сказано.
Артефакты были забыты, а мы, по традиции, устроившись на кровати, еще долго шептались обо всем на свете. О моих проснувшихся чувствах к Ричарду, что медленно, но верно крепнут. И меня это пугает до чертиков. Меня, тридцатишестилетнюю иномирянку, что полжизни была в браке. Чувства разгорались и набирали обороты, а я с каждым днем все больше теряла над ними контроль. А если ничего не получится, как вырывать чувства своего сердца? Из души? И что-то подсказывало мне, если все страхи оживут – прежней Лизы уже не будет. Пережить такой удар во второй раз у меня не получится. Но как оказалось, любовные переживания одолевали не меня одну. Наконец-то, я узнала достоверно то, о чем лишь могла догадываться. Флин рассказывал, что у Рады очень приятный эмоциональный фон, что она полна энергии и очень любит лес, а к людям относится со снисходительной заботой.
– Она не только красива, но и очень эрудирована, хотя официального образования у нее нет, – Флин с легкой улыбкой на губах делился мыслями. – Рада относится ко мне, как к неведомой зверушке, с которой очень любопытно подружиться. Мой дар её не пугает, скорее ей это просто безразлично. Как она говорит: «Лес не терпит неискренности». Мать воспитывала в ней эту внутреннюю честность с детства. Разве можно оставить без внимания такую девушку?
– Ещё чего! – шутливо возмущаюсь. – Мы драгоценностями не раскидываемся, так что вся надежда только на тебя!
Оставив утомленного эмоциями Флина спать на моей кровати, я решила заглянуть в мастерскую, где Ричард возился с детьми. Там тоже полным ходом шла подготовка к городскому кулинарному конкурсу. Парни делали новые разделочные доски, достаточно большие, с удобными ручками, из особой древесины, которая не крошится и не тупит ножи.
Я смотрела на вихрастые головы ребят, склонившихся над верстаками, и думала о том, что неплохо бы им в мастерской банданы носить. Вон, все волосы в опилках. Надо цирюльника, что ли, пригласить. До этого всех стригла Лиена, а теперь, когда мы начали выходить в большой мир, важно соответствовать приемлемым стандартам. И попросить мастера Добруша кожаных шнурков нарезать, волосы в хвост прихватывать. Димка точно захочет отрастить, всегда мечтал, да только мода диктовала свои условия. А тут всё иначе. На Земле рыжины своей стеснялся, а сейчас, кажется, скучает по ярким прядям. А как по мне – и слава богу, что Шон оказался шатеном. В памяти свежи воспоминания о рыжей Мейале, которая из-за своего цвета волос чуть было не распрощалась с жизнью. Полюбовавшись втихаря на Ричарда, увлеченного воспитательным процессом, отправилась разгребать многочисленные житейские мелочи там, где незаменимая Беатрис не могла без меня обойтись. Надо высвободить себе время. До городского конкурса осталось несколько дней, а до него необходимо закрыть вопрос с дриадами. Флин отдохнет и на позитиве мы все–таки изготовим музыкальные артефакты.
Я так и не сподобилась приобрести для подарка какие-то ценные камни, типа оникса. Так что артефакты для обмена выглядят посредственно на первый взгляд, но я нашла способ выгодно компенсировать эту деталь, которую можно расценить как неуважение. С подачи Димки, который напомнил мне о воздушных фантомах, я добавила руны, усиливающие память. Получилось что-то вроде «помню все, что видел». Танец маленьких утят, который репетировали малыши в Димкином детском доме, получился вполне правдоподобным, и даже немного цветным.
Отдохнувший Флин объявил о полной боевой готовности и мы приступили к делу. Я задумала использовать для записи по два камня сразу, взяв их в обе руки и распределив силу на два потока. На первую пару камней была записана светлая музыка, являющаяся саундтреком к вампирской саге. Музыка о зарождении настоящей любви, перед которой отступает вечность. Когда при пробном прослушивании над шкатулкой воспарили фантомные вершины вековых сосен, на фоне высокого неба, в голове проскользнула мысль, что едва ли дриады обидятся, что камни не драгоценные. Эксперимент можно считать удачным еще и потому, что на один камень получилось уместить сразу четыре мелодии из этого фильма, которые шли подряд в моем плейлисте, так я их и запомнила, единым целым. Скрипичный «Чардаш» выманивал, завлекал, скручивал душу истомой, а потом, вдруг взрывался лихим, крышесносным задором. Как танцуют Чардаш я не помнила, так что фантомом к музыке получились руки скрипача, невидимыми глазу движениями оживляющие резную деревяшку. Я посмеивалась над Флином, предвкушая, как трудно ему будет держать концентрацию при просмотре моей следующей задумки. Кумпарсита. Я никогда не видела этот танго вживую, зато одна видеозапись на ютюбе врезалась в память. Знаменитый фигурист, похожий на сказочного принца, танцевал с шикарной партнершей. Страстный вибрирующий вокал, игра взглядов, виртуозная вязь танцевальных «па». Поединок мужчины и женщины, в котором нет проигравших. Фантомные танцоры сплетались телами, отталкивались друг от друга и тянулись друг к другу взглядом, руками, всей сутью. К тому моменту, как мы закончили, из уголков моей памяти были извлечены и торжествующий «Вальс цветов», и полный энергии «Шторм» Вивальди, и ещё множество других мелодий, которые на камни не попали, но брата порадовали.
