— Это не впустую! — Я перешла на крик.
— Впустую! Ты ведешь себя глупо! — Она тоже.
Я стучу кулаком по списку — мы все равно сбились с моего сценария — и выбрасываю его. Салфетка вылетает из будки и пикирует в самого высокого из группы гуляющих парней с черной помадой на губах.
— Меткий выстрел, любимая! — кричит он. Его приятели начинают кривляться и дразнить меня. — Ударь еще, любимая! Да, любимая! Еще, любимая!
— Любимая?.. Эм, кто это говорит?
— Никто, мама, какие-то ребята на улице.
Все. Я вцепляюсь в трубку.
— Мама, я остаюсь в Лондоне и хочу, чтобы ты уважала мое решение, — быстро проговариваю я. — Мне уже девятнадцать. Я взрослая.
— Взрослая? — Мама издает резкий смешок. — Тогда ты должна понять, что мириться с твоим решением — это одно, Эм, а уважать тебя за него — другое.
Глава 21 ПРОЯВКА ФОТОГРАФИЙ
Всю ночь я ворочаюсь, не могу заснуть. Как холодно говорила мать! Нет, просто по-свински! В ушах звучит ее резкий смех, отдается эхом… Маниакальный хохот Бастинды — и гудение в трубке после отбоя.
Ночь прошла плохо; зато утром начинается новый день. У меня есть дела поважнее, о них и буду беспокоиться. Например, проба на обложку «Харперс & Куин».
Обложка журнала… Кто не мечтает оказаться на обложке? Какая девушка не воображает себе, что благодаря ее лицу купили тысячу, нет, десять тысяч, нет, миллион экземпляров журнала? Какая модель ни разу не представляла, как заходит в киоск и говорит: «Здравствуйте! Ах, да…» Хи-хи. «Это я. Что? Автограф? Ну, конечно, дам! Как вас зовут? Ах, еще один? Эмили Вудс, подпишусь я на своих волосах.
Обложка. Это так волнительно! И перспектива увидеть Кипа тоже. Я принимаю душ, переодеваюсь, иду в студию и по дороге стараюсь думать только о приятном и не обращать внимания, что все кишки от волнения завязались в узел. Ведь в отличие от кастингов на фотосессиях чувств модели не щадят, особенно если сессия такого уровня. На кону слишком большие суммы и слишком солидные репутации. Если день окажется неудачным, я узнаю об этом сразу.
Когда на площадке все получается, это сразу понятно. Фотограф кричит: «Хорошо!», «Прекрасно!», все улыбаются, особенно заказчик. Тот считает себя маэстро, режиссером общего успеха. Вас спрашивают, когда вас можно пригласить снова, вашему агенту звонят и заказывают вас не только для этого клиента, но для многих других, кого вы и не знаете, — и все потому, что вы великолепны.
Если что-то не получается, тоже понятно сразу — по звуку. Точнее, по его отсутствию. Никто не кричит от радости, не заводит разговор о перспективах. Напротив, все сгрудились за объективом и шепчутся. О вас. Начинается целая кампания шепота, и остановить ее почти невозможно — по крайней мере, вам это не под силу. Вы стоите или сидите на площадке, как в ловушке, и видите, как их глаза мечутся от одной мелочи к другой. До вас доносится как раз достаточно, чтобы понять: вы не зря волнуетесь. «Там слева торчит прядь волос? Нет, вообще я смотрела туда, на прядь у нее за ухом. Как вам ее глаза? Слишком яркие? Недостаточно яркие? Что-то не то — маловаты. Или дело в карандаше? О… они такие и есть, да? Стойте, у нее что-то на левой щеке. Нет, слева. Родинка? Можно ее закрыть? Воротник ровно? Не знаю, не то, и все тут. Может, нам лучше…»
Сегодня первые несколько роликов снимают именно в таком режиме.
— Ну-ка, посмотрим… — Ди, редактор «Харперс & Куин», раздвигает ассистентов, снимает очки такого странного вида, что это даже стильно, и смотрит в видоискатель.
— Воротник все равно неровный, — объявляет она.
Мириам, стилист, дергает воротник у моей шеи.
— Лучше?
Вздох.
— Нет.
— Я обрежу, — предлагает Кип.
— Нельзя. Тогда не будет колье, а это катастрофа. Сверху сказали использовать больше украшений.
Ди выпрямляется и одергивает юбку. В отличие от ассистенток — двух лошадеподобных девушек-отличниц, которые вполне соответствуют читательской аудитории «Харперс & Куин» (которой нравятся заголовки вроде «Сверхсекретные протоколы комитета благотворительного бала» и «Как заводить друзей во время игры в поло»), Ди очень похожа на модного редактора: худая как модель (хотя зачем добровольно соглашаться на подобные мучения, не понимаю), со стрижкой «прямо с подиума»: мальчишеская, сильно мелированная, которую она то и дело прочесывает пальцами. Кроме того, она вызывающе одета, точнее, раздета — узенькая мини-юбочка «Унгаро» и светлый шелковый топ, очень тонкий, какие носят только с тщательно подобранным бюстгальтером. Впрочем, Ди не заморачивается подобными пустяками. Даже отсюда видно, как торчат ее соски.
— Боже, как ты напряжен!
…Когда Ди фальшиво надувает губки и принимается массировать Кипу шею и плечи, у меня возникает сильное желание ее ударить.
— Эмили, я просила сидеть неподвижно, — напоминает мне Мириам.
Я отклоняюсь назад и разжимаю кулаки.
— Как теперь воротник? — спрашивает Мириам.
— Думаю, в порядке, — говорит Ди.
— Снимаем, — командует Кип.
— Стойте!
На меня набрасывается отряд стилистов-визажистов. Селеста: «Откинь голову назад!» Мириам: «Не так далеко, я прикалываю булавки!» Марко: «Карандаш! Не двигайся ни на миллиметр!»
— О'кей? — спрашивает Кип три минуты спустя.
— Угу.
— Снимаем!
Палец Кипа нажимает на затвор. Щелк. Щелк.
Я начинаю с улыбки с закрытыми губами. Вполне возможно, что у меня стиснуты зубы.
— Хорошо, — говорит Кип. — Теперь опусти подбородок.
Опускаю.
— Чуть отвернись от объектива.
Я отворачиваюсь.
— Лоб выглядит как-то странно, — вставляет Ди.
— Расслабь лоб.
Дрянь! Я расслабляюсь.
Ди хмурится.
— Хм-м, так разве лучше?
Не обращай на нее внимания, говорю я себе. Просто расслабься. Расслабься, чтобы заработать обложку.
Щелк. Щелк.
Этот заказ очень важен.
— Есть.
Щелк.
У кого обложка в двадцать, можно дальше не стараться.
Щелк.
Если нет обложки в двадцать, ты в глубокой… заднице.
Щелк.
Обложка должна быть твоей.
Щелк.
Обложка должна быть твоей. И все тут. Ну, куда они смотрят?
