Я нехотя поднял веки. Передо мной стояла тоненькая девчушка лет одиннадцати-двенадцати. Одета она была в коротенькое ситцевое платьишко, явно с чужого плеча, зато на ногах красовались модерновые босоножки с витыми цепочками голубого металла. Тёмно-каштановые густейшие волосы распущены по плечам, на шее какое-то босяцкое-хипповское ожерелье, просто набор полированных плоских камешков, в ушах дешёвенькие серебряные серёжки с мутными стекляшками… Стояла и глазела на меня во все гляделки. Право, какие удивительные у неё глаза… и акцент какой… эстонка?
Сердце стукнуло невпопад.
– Что… ты хочешь, девочка?
– Воот, – она ткнула пальчиком в кружевной лифчик, выложенный среди прочего дамского шмутья.
– Гм… это же для взрослой девушки… тебе будет велико… – пробормотал я, теряясь.
– А яа нее сеебье. Яа мааме.
Пронзительный взгляд в упор.
– Наа паамьять.
Окончательно сбитый с толку, я медленно машинальным движением протянул ей указанную вещь.
– Спаасиибо, – новый взгляд из-под густых длиннющих ресниц. – Яа поойду…
И, не расплатившись, двинулась прочь. Я сидел и смотрел, будто в трансе, на её удаляющуюся спину. Платье на спине было застёгнуто абы как, на одну пуговку у самой шеи. Длиннейшая прореха открывала нежную ложбинку до самого копчика и даже чуть ниже. И, судя по отсутстию на том копчике трусов, платьишко было единственным одеянием моей невероятной покупательницы.
– Тоха, не обобрала тебя девчонка-то? Э, ты не спишь?
Я будто проснулся.
– Маркелна, ты посторожи товар, а?
– Ну точно вчера хряпнул лишку. Да посторожу, догоняй давай! Уйдёт ведь!
Последняя фраза подстегнула меня не хуже хлыста. Едва не опрокинув лоток, я устремился в погоню.
– Девочка! – и тут же я прикусил себе язык. Вот только явления ментов в этом деле мне не хватало…
Догонять девчонку оказалось вовсе не простым делом. Вроде и не бежала она, просто шла… нет, не шла – скользила над землёй удивительным летящим шагом, играючи обгоняя самых торопливых пешеходов. Чтобы не отстать, мне то и дело приходилось переходить на рысь. Бежать же во весь опор я отчего-то не решался. Не упустить… только не упустить…
И только тут до меня дошло. Нет, не убегает она, не пытается оторваться от назойливого преследователя. Уводит она меня за собой, целеустремлённо и сознательно уводит прочь от людных улиц, в тихие закоулки. Где никто не может помешать…
– Постой… да погоди же ты! – взмолился я наконец.
А она уже стояла ко мне лицом, слегка расставив длиннющие ноги.
– Нее наадоо блииже… поожаалуйстаа…
Я остановился в трёх шагах от неё.
– Не… не буду… только скажи – как тебя зовут?
– Иллеа.
Я лишь гулко сглотнул.
– Не… неправильно… Её звали Вейла.
– Даа… А меенья – Иллеа.
Я порывисто шагнул к ней, притиснул к груди. Девчонка не сопротивлялась… но и не отвечала.
– Как… как же ты меня нашла?!
Пауза. Долгая-долгая пауза, настолько долгая, что я уже решил – ответа не будет.
– Яа оочьеень доолгоо ждаалаа, коогда моожноо будьеет тиихоо взяать клюуч оот тинно. Ии доождалаась…
Она подняла на меня огромные неземные глазищи.
– Яа оочеень хоотеела уувидееть свооегоо оотцаа. Чеем тии зааньимайешься туут… паапа?
Я вдруг почувствовал, как меня затапливает жгучий, тяжёлый, как расплавленный свинец, стыд. От пяток до макушки.
– Ничем не занимаюсь, – абсолютно честно признался я. Врать собственной дочери, да если ещё у неё при себе телепатор… поищите другого.
– А ээтоо чтоо биилоо? – взмах ладошкой в сторону оставленного рынка.
– А… не обращай внимания. Тут люди зарабатывают себе еду.
– Заачеем таак?
– Ну чтобы не сразу подохнуть. Поторговал, поел, поспал… Если стараться, сдохнешь не сегодня. А чуть погодя, возможно, даже, когда состаришься.
Она стояла и смотрела на меня. А я на неё. Спасибо тебе, Иллеа. Спасибо, доча.
– Ну вот… – я неловко развёл руками. – Спасибо тебе… Теперь мне не страшно и умереть. Я тебя увидел.
Вздохнув, она решительно взяла меня за руку.
– Иидём!
И вновь мы спешим, обгоняя прохожих. На секунду я словно увидел сценку со стороны – хрупкая девчонка-малолетка тащит за руку здорового, уже немолодого дядьку… Всё правильно, всё верно, промелькнула лихорадочная мысль – если бы наоборот, кто-нибудь из встреченных стражей порядка непременно поинтересовался бы, куда это детина тащит ребёнка… не педофилить ли часом собрался?
– Маамаа коогдаа нее спиит, всеегдаа боодраая таакайя, веесёлайя… – Иллеа чуть не поскользнулась на кучке собачьего помёта, щедро размазанной по асфальту. – Аа поотоом, воо снее, боормоочет: «Аантоон!»… и плаачеет…
В груди у меня будто бухал паровой молот.
– Мы… на Кунцевское кладбище идём, да? Можно было подъехать…
Она протестующе замотала головой.
– Неет… Яа заапомниила доорогу ноогаами. Поо-друугомуу зааблуужусь…
Более возражать я не стал.
Несмотря на развитый девочкой-иномейкой крейсерский ход, до места мы добрались не так уж скоро – всё-таки Москва город немаленький. Но любой путь, имеющий начало, обязательно имеет и свой конец.
– Приишлии…
Я озирался, глубоко дыша после рекордно-спортивной ходьбы, – всё же нынче не четырнадцать лет мне… и даже не двадцать пять… Да. Вот он, каменный крест. Чугунного, правда, не видно что-то – то ли разросшиеся кусты скрыли, то ли утащили на металлолом кладбищенские мародёры. И ещё не видно нигде приметной куртины иван-чая. Видать, извёлся за эти годы иван-чай, сменили его другие, сорные травы…
Иллеа достала ключ от тинно, положив на ладошку, двинулась вперёд ровным скользящим шагом. Моё тело само вспомнило, что делать. Надо идти за носителем ключа след в след, не отставая. Отстанешь на полдюжины шагов, и всё – мигнёт идущий впереди образ и исчезнет. Перейдёт в область совмещённого пространства тинно. А ты останешься здесь, в пространстве несовмещённом. Уже остался дважды…
Горизонт знакомо загибался вверх, норовя стянуться в зените в точку. После августовской полуденной жары особой разницы с пузырём тинно покуда не ощущалось, но всё же я ощутимо взмок. Жарко… болван я. Разве это называется «жарко»?
– Здеесь… – Иллеа остановилась возле синего камня. Помедлив секунду, потянула с себя нелепое иннурийское платье. И опять я без лишних слов последовал её примеру. Чего мне стесняться? Какая глупость вообще стесняться наготы… тем более перед собственной дочерью… спросите любого иномейца… да у меня и живота-то нет, в отличие от многих и многих одногодков!
