Книга Волжский рубеж - Дмитрий Агалаков

– Благодарю вас, господа и коллеги, за ту честь и почет, которые вы оказали мне. – Он стоял у трибуны, мощный, гордый и спокойный. – И смею уверить вас, что употреблю все мои физические и умственные силы, чтобы, насколько с моей стороны возможно, быть полезным самарскому городскому сообществу на новом поприще общественного служения.

Это были первые слова Петра Алабина на посту городского головы, сказанные на собрании в думе 18 января 1885 года.

Теперь, став хозяином города, он берется не только строить, но и лечить его язвы. Того требует его новое кресло. Но Алабина хватает на все. Одна из этих язв – антисанитарное состояние Троицкого рынка, о котором корреспонденты пишут, что там можно голову сломать или буквально утонуть в кучах мусора.

«Прошу господ торговцев Троицкого рынка и лавок на Заводской улице, – призывает он через «Самарский губернский вестник», – не ставя в управу в неприятную необходимость обращаться к содействию полиции и, наконец, суда, привести торговые помещения и прилегающие к ним тротуары в надлежащий порядок, как требует того контракт».

Повседневные заботы, мелкие и суетные, сыплются на него горохом. Он борется с недоимками и с неплательщиками, вникает в аптекарское дело, читает жалобы на нехватку медикаментов, разбирается в том, сколько наименований тех или иных лекарств должно быть в продаже.

«В аптеке приемного покоя имеются медикаменты всего 190 наименований, приобретенные в видах подаяния помощи в начале заболеваний, – пишет Алабин через «Самарский губернский вестник», – и притом в болезнях несложных, тогда как в медицине употребляется медикаментов более 1000 наименований».

Как лучше устроить публику на хорах во время заседания городской думы, как заставить домовладельцев вычищать во дворах помойные и выгребные ямы, как заставить заводчиков соблюдать хотя бы элементарные санитарные нормы, как избавиться от завала навозом Ново-Соборной площади, – все это теперь в его ведении. А Самара, надо сказать, грязна, и ее жителей еще только надо приучать к чистоте! А тут и необходимость устройства плавучего моста для водовозов на Волге, и рассмотрение жалоб по поводу того, что крыша театра может рухнуть и, не дай-то бог, погубить зрителей и актеров прямо во время спектакля, и то, как увеличить количество дешевых квартир и столовых для бедных, а также приютов, который пока в городе только один!..

И забот этих – сотни!..

Глоток свежего воздуха – обсуждение с архитектором Жибером, как идет строительство нового кафедрального собора. А он растет, этот собор, гигант, будущая гордость Самары…

За искреннюю заботу о воспитанницах Николаевского сиротского дома, там обучавшихся, и за выдачу им наград в день тезоименитства императрицы, Мария Федоровна Романова 25 июля пишет в Самару: «Искренне благодарю Вас, Городского Голову Алабина, и попечительницу приюта Никонову за Вашу телеграмму. То, что Вами выбран день Моих именин для выдачи наград и денежных пособий восьми выходящим воспитанницам Николаевского приюта, Меня глубоко тронуло. Мария».

А 29 августа городской голова присутствует на закладке самарского водопровода чуть выше Иверского монастыря. Есть железная дорога и вокзал. Есть Александровская библиотека и музей при ней. Очень скоро в Самаре появятся колодцы с питьевой водой, и город можно будет назвать цивилизованным. Еще бы только новый театр отстроить! Впрочем, архитектор Михаил Николаевич Чичагов, сын легендарного Николая Ивановича Чичагова, автора храма Христа Спасителя, уже взялся за дело и даже получил от самарского головы инструкции: «Здание в Самаре устроить не менее чем на 1300 человек. Театр желательно выполнить в русском стиле».

Когда в думе Алабина спрашивают, где он собирается устроить новый театр, городской голова со всей серьезностью говорит:

– За Почтовой улицей, где приусадебные участки господ Шихобаловых и Великановых. Ничего, подвинутся. Ради города своего.

– Что?! – искренне удивляются в думе не самые ревностные почитатели, а скорее просто завистники Алабина. – Вы, Петр Владимирович, хотите построить театр за городом?! Почти в лесу?!

– Именно так, коллеги, – хладнокровно и явно с презрением отвечает он. – Самара растет не по дням, а по часам. Вы не успеете оглянуться, как новый театр станет еще одним центром города. И новым ориентиром для строительства новых кварталов, и не самых бедных, уж поверьте мне!

Да, он мог заткнуть любого недоброжелателя. И смотрел дальше и зорче многих своих современников-сограждан!

Но львиную часть своих сил Петр Владимирович тратит на возведение памятника его любимому и самому уважаемому императору Александру Второму. Сделать памятник произведением искусства Алабин поставил себе в обязанность. Поэтому его переписка с архитектором Владимиром Осиповичем Шервудом приобрела почти что родственный характер. Алабин то и дело получает эскизы памятника, вносит свои коррективы. Архитектором решено, а городским головой одобрено особое решение памятника почившему императору. Он не будет восседать на коне, как грозный военачальник, не будет тянуть руку вперед, призывая к неведомым далям. Хотя именно он эти дали и раздвинул – и во все стороны света! Он будет просто гордо стоять на пьедестале, в шинели и фуражке, но его окружат четыре фигуры, знаменующие четыре важнейших события царствования Александра Второго: освобождение крестьян от крепостного права, покорение Кавказа, освобождение от турецкого ига балканских братьев-славян и завоевания в Средней Азии. «Это будет грандиозный памятник! – получив эскиз Шервуда по почте, дома у себя думал Петр Алабин. – Стоит вот что еще сделать. На двух золотых щитах выбить в строках и другие заслуги Александра Николаевича, царство ему Небесное! Он ведь Приамурский край присоединил, отменил телесные наказания, создал земские учреждения, гласное судопроизводство… Надо, надо написать об этому Шервуду, пусть учтет!»