— Теперь мы можем покинуть самолет.
— И не подумаю.
— Я настаиваю. Изабель выгнула бровь:
— Это угроза?
Доктор явно перепугалась.
— Разумеется, нет. Просто там вас ждут люди, которые могут сильно огорчиться.
Изабель неуклюже встала.
— Ладно уж, не стану расстраивать любимую сестричку, а то дороже обойдется.
Странное выражение мелькнуло на лице провожатой, но она так ничего и не сказала.
— Сюда, леди. — Стюард указал им выход.
Вслед за доктором Изабель взошла на верхнюю площадку трапа, металлические ступени которого спускались к асфальту посадочной полосы. Внизу, к превеликому удивлению принцессы, их поджидал Эрик.
Лицо его было серьезно, почти сурово — подобающее выражение для мужчины, который встречает свою похищенную свояченицу. Однако Изабель с удовольствием отметила, что взгляд его несколько раз остановился на ее огромном животе. «Странно, — подумала она, — и что я в нем находила?»
— Дорогая девочка. — Эрик попытался поцеловать ее в щеку, но Изабель уклонилась. — Мне бы очень хотелось встретиться при иных обстоятельствах…
— Мне бы тоже, — оборвала его Изабель. — Печальное зрелище: взрослый солидный мужчина по приказу своенравной супруги готов подтирать грязные помои на задворках ее замка.
Эрик перевел взгляд на доктора. Она лишь молча покачала головой.
— Есть вещи, которых ты не знаешь, дорогая девочка.
— И есть вещи, о которых я не желаю знать! В самом деле, для чего? Джулиана добилась своей цели. Мои деньги возвращаются к ней, и моя жизнь опять поломана. Она снова доказала, что остается первой всегда и во всем. А теперь я желаю вернуться домой.
— Дорогая девочка, здесь твой дом.
Она уже начинала уставать от этих сантиментов.
— Ты сам знаешь, что это совсем не так, Эрик.
— Дорогая девочка, ты должна меня выслушать. Случилось нечто… нечто ужасное.
Прежде Изабель ни разу не слышала таких интонаций в его голосе и не видела такого выражения глаз. Теперь она просто ждала, плавными движениями поглаживая свой живот и не желая помогать Эрику ни словом, ни жестом, ни взглядом.
— Джулиана… — выдавил он из себя, и его голубые глаза наполнились слезами, — она покончила с собой.
Глава 19
Эрик все говорил и говорил о том, как Джулиана мечтала родить сына, и о депрессии после появления на свет Аллегры, но Изабель оставалась глуха к его болтовне. Она пребывала в каком-то странном оцепенении, его слова не имели для нее никакого смысла. Пока они ехали к замку, образ маленькой девочки, чьи светлые хвостики вспыхивали золотом под альпийским солнцем, то и дело вставал у нее перед глазами — юная Джулиана всегда просыпалась на рассвете, чтобы собрать букет цветов в саду или прогуляться по дорожке до конюшен.
Она всегда жила в роскоши, жизнью, полной привилегий, охраняемая стенами замка и всегда под крылышком отца, готового утереть ее слезы. С самого детства Изабель всем сердцем завидовала ей. И как же это странно, как печально, что Джулиана лежит сейчас мертвая, по своей воле сведя счеты с жизнью, тогда как сама она, Изабель, наслаждается счастьем, о существовании которого прежде и не догадывалась!
— Похороны сегодня к вечеру, — сказал Эрик, взяв ее за руку. — Сразу после церемонии о печальной новости объявят публично.
— А где… То есть я хочу видеть… Эрик покачал головой:
— Лучше тебе запомнить ее такой, какой она была прежде.
К удивлению Изабель, она испытывала лишь противное кисло-сладкое сожаление о том, что их с Джулианой отношения сложились именно так. Опомнившись, принцесса быстро отняла свою руку у Эрика.
— Я бы очень хотела посмотреть на детей.
Она подумала, что это единственные совершенно невинные жертвы разыгравшейся здесь трагедии.
— Они с моей матерью в Париже. Когда родилась Аллегра, стало ясно, что Джулиана не сможет… — Эрик остановился, чтобы собраться с духом. — Впрочем, я уверен, что ты очень скоро встретишься с ними. — Он снова попытался взять ее за руку, но Изабель отпрянула. Кривая усмешка Эрика подтвердила, что он заметил это движение. — Вижу, ты и сама готова пополнить семейство.
— Да, и это надо было учитывать, прежде чем тащить меня в самолет.
— Но мы же отправили за тобой доктора, дорогая девочка. Меньше всего мы желали подвергать твое здоровье опасности, верь мне. Просто сочли необходимым доставить тебя в Перро.
— Неужели, по-вашему, я настолько бессердечна, что отказалась бы приехать на похороны родной сестры?
— Я прошу прощения за все неудобства, которые мы тебе причинили, но поверь, все это лишь от чрезмерного стремления соблюдать предосторожности.
— Какое отношение к соблюдению, как ты сказал, предосторожностей имеет похищение беременной женщины?
Эрик, казалось, искренне удивился.
— Похищение? — На лице его появилась маска сурового недовольства. — Ах, чертова оплошность! Ведь тебе с самого начала должны были сказать о том, что произошло. — Тут он овладел ее рукой и поцеловал еще до того, как Изабель успела отреагировать. — Мы хотели только, чтобы ты была с нами в нашем горе. Поверь, я никогда не сделал бы ничего, чтобы причинить тебе малейшее неудобство.
И это говорит человек, который спал с ней, не забывая ложиться в постель с ее сестрой! Изабель с трудом удержалась, чтобы не расхохотаться.
Наконец они добрались до замка. Малро остановил «даймлер» под аркой, после чего выключил зажигание. Изабель собиралась самостоятельно выйти из машины, но Эрик быстро обежал вокруг капота, чтобы открыть перед ней дверцу. Казалось, весь замок был окутан трауром, как и год назад, после смерти отца. Но у Изабель было такое ощущение, что с тех пор прошла целая вечность.
— А где Ив? — спросила она, следуя за Эриком в гостиную. — Ведь старик всегда встречал гостей у входа. И вообще, почему тут так тихо?
— Может быть, у Ива сегодня выходной? А тихо тут потому, что мы вынуждены были до предела сократить персонал, дорогая девочка. После безвременной кончины Джулианы некоторые слуги отказались выполнять свои обязанности.
Холодок пробежал по спине Изабель, несмотря на теп-лое солнышко.
— Проклятие Перро?
— Да, за последний год многие всерьез поверили в него.
Впервые Изабель поняла, что подразумевает Мэксин, говоря о кознях дьявола. Но, как ни странно, сегодня замок казался ей другим, словно в нем произошла какая-то невидимая, но существенная перемена. Как будто эти стены впервые испытывали к ней жалость.
Чем дальше они летели, тем труднее было Дэниелу не думать о том, что прямо под ним, на расстоянии трех тысяч футов, — только поверхность Атлантического океана.
