И так еще минут пять. Меня это бесит, знаками показываю Риккардо, что иду к себе. Вскоре и он приходит пожелать мне спокойной ночи. Стоит на пороге, руки в карманах, линялая майка – я случайно постирала ее при температуре девяносто градусов.
– Прости, она весь день вот так…
– Потому что ты ей это позволяешь.
– В этой ситуации у меня нет выбора.
– С ней ни у кого нет выбора. Единственного парня, который осмелился ее бросить, она обвинила в сексуальных домогательствах, и у него были большие проблемы.
– По ней психушка плачет, с каждым днем я все больше в этом убеждаюсь.
– Так ее воспитали, она считает, что может получить все, что хочет, любыми средствами. У нее нет ни стыда ни совести, а жизнь намного легче, чем у таких, как мы.
– Не хотел бы я быть таким.
– Если ты такой с рождения, ты этого даже не замечаешь.
– Ты не возражаешь, если я побуду немного здесь, с тобой?
Совсем наоборот, но я делаю все возможное, чтобы тебя забыть, поэтому лучше не усложнять.
– Ладно, спи.
Он целует меня в щеку и выходит, выключив свет.
Вскоре опять звонит телефон.
– Да, Барбара… Да, температура держится…
Это просто пытка, нельзя позволить, чтобы она сломала ему жизнь.
Утром получаю от Андреа эсэмэску, о которой так мечтала: «Сегодня ночью впервые дом показался мне пустым».
Придя на работу, вижу, что он бодр и спокоен, правда, взгляд немного грустный. Слушает на компьютере классическую музыку.
– Мы сегодня грустим? – спрашиваю, принеся ему кофе.
– Я же тебе написал, дом пустой… Мне так одиноко, у меня такой сложный период, наверное, придется просить моего психолога о внеплановой встрече.
– Могу я чем-то помочь?
Кажется, я это уже говорила.
– Можешь пойти со мной.
– К твоему психологу?
– Нет, домой. Я что-нибудь приготовлю, посмотрим фильм, побудем вместе. В самом деле, мне одному так плохо.
Сегодня вечером Риккардо должен присутствовать на ужине в Белом доме, может, ему понадобится моя помощь, но лучше не думать об этом. Пора привыкать, что наши пути расходятся, совсем скоро он уйдет, и я его больше не увижу.
Горло сжимается от боли и жалости к себе. Стараюсь не расплакаться.
– Хорошо, я согласна.
Мы теперь даже не пытаемся скрывать, что между нами что-то есть.
Интересно только, что именно?
Все-таки звоню Риккардо, чтобы узнать, как дела.
Он тут же отвечает, очевидно не взглянув на телефон:
– Да, Барбара, что случилось?
– Это Кьяра.
– Кьяра? Не ожидал! Все в порядке?
– Да, а ты как? Готов?
– Готов, как приговоренный к виселице.
– Не переживай, все будет хорошо. Когда-нибудь ты расскажешь об этом своим внукам.
– Нет уж, дудки, я согласен на стерилизацию, честное слово… Мы увидимся до моего ухода?
– Я ужинаю с подругой. У нее сегодня день рождения, и она очень хочет меня видеть.
– Ну ладно, – вздыхает Риккардо. – Пожелай мне ни пуха ни пера.
– Ни пуха!
В итоге я сказала правду всем, кроме него.
Около семи Андреа заходит ко мне, чтобы дать ключи и объяснить, как отключить сигнализацию.
Жду из приличия, пока не уйдут мои коллеги. Потом отправляюсь домой к Андреа, по пути захожу в его любимую булочную, покупаю зерновой хлеб.
Открываю дверь в его квартиру и ловлю себя на странном ощущении. Что-то вроде предчувствия…
Эта квартира прекрасно подходит для фотосессии малолеток, которые готовятся к карьере моделей. переливающийся свет, дорогие безделушки, гравюры, вся эта навороченная техника, включая аппарат для мюсли…
Совершенно не мой стиль и никогда моим не станет.
Нет души. Здесь, по крайней мере, ее нет. Тот, кто здесь жил, унес ее с собой, и теперь Андреа это чувствует. Я его понимаю. Этот дом рождает беспокойство. Здесь полно призраков.
В половине девятого приходит Андреа. Он счастлив, что дома кто-то есть.
– Как здорово: ты здесь, свет горит, квартира ожила.
– Оставляй включенным телевизор.
– По правде говоря, об этом я не подумал. А если включить и стиральную машину, вообще будет праздник!
Он надевает фартук и начинает готовить ризотто с шафраном.
Терпеть не могу шафран, но не могу сказать об этом.
Андреа открывает бутылку, наливает вино в правильные бокалы:
– За нас и за наше первое свидание!
В сковородке потрескивает масло. По телевизору идут новости, мы удобно устроились, вполне домашняя атмосфера, и все прекрасно, как в кино. Однако девушка, поднявшая бокал, почему-то не чувствует себя счастливой.
Теплый вечер, в открытое окно дует легкий ветерок. Андреа рассказывает, как прошло заседание, я пересказываю ему офисные сплетни. Мы шутим, смеемся, нам хорошо вместе. Загружаем посудомоечную машину, забираемся с ногами на диван, смотрим по телику всякую дребедень, едим шоколадное печенье, засыпаем обнявшись.
Я справлюсь, я привыкну.
Если уж Риккардо предстоит привыкнуть к Барбаре, то мне с Андреа куда проще.
Сквозь сон слышу, как звонит мой телефон. Иду в ванную.
– Риккардо, что случилось?
– Когда вернешься?
– Не знаю, а что?
– Я схожу с ума. Эти люди просто инопланетяне какие-то, видеть их не могу. Я брошу этого ребенка, подпишу разрешение на усыновление, я никогда не смогу привыкнуть… это невозможно.
– Подожди… буду дома через полчаса.
Андреа делает вид, что смотрит документальный фильм.
– Все в порядке?
– Не совсем. Мама плохо себя чувствует.
– Хочешь, отвезу тебя к ней?
– Нет, спасибо, я поймаю такси. С мамой такое часто бывает, ничего страшного.
Андреа еще пару раз предлагает свою помощь, потом сдается в обмен на обещание, что я позвоню ему, как только приеду к маме.
В такси я только и делаю, что спрашиваю себя, все ли со мной в порядке.
Я столько месяцев мечтала об этих минутах, так почему же я не чувствую никакой радости теперь, когда мечты становятся реальностью?
Потому что Андреа стал хорошо ко мне относиться?
Значит, я страдала по нему только тогда, когда он вытирал о меня ноги?
