Царица не сводила с него глаз. Потом сказала:
— Ты возьмешь с собой вот это.
Из трепещущих складок подернутого рябью платья она достала небольшую фигурку, вырезанную из слоновой кости, и вложила ему в руку. Мирани успела разглядеть ее: это было изображение самой Царицы, с широко распростертыми руками, в тунике, блестящей от воды, украшенной хрустальными каплями.
— Я хочу, чтобы мои статуи опять высились над Портом. Что же касается женщины, которую ты, по твоим словам, любишь, то пусть она идет за тобой. Она всегда будет рядом. Ты сделаешь шаг — она будет следовать за тобой при каждом твоем движении. Ты протянешь к ней руку — и она протянет руку к тебе. Но не оглядывайся, не старайся увидеть ее, не поворачивай головы, ибо того, кто во второй раз заглянет в темную страну мертвых, настигнет мое возмездие.
Она отстранила руку; с ее пальцев упали мелкие капли воды.
Аргелин поднял голову, с изумлением глядя на нее. А Царица Дождя подошла к весам, сняла с чаши золотой солнечный диск и протянула его Мирани. Девушка с неохотой подошла и взяла его. Чуть тепловатый, идеально гладкий.
Царица Дождя склонилась к ней.
— Когда тебя сделали Гласительницей, ты так и не узнала тайного имени Бога. Теперь я открою его тебе.
Взглянув на Алексоса, который стоял и смотрел, как скачет прочь лягушка, она прошептала Мирани на ухо тайные слоги, не похожие ни на одно слово. Эти звуки были прохладными и ничего не означали, и все-таки Мирани, услышав их, содрогнулась; они впитались в нее, и в тот же миг ее захлестнуло такое счастье, что она рассмеялась, не зная почему, а Алексос подошел, взял ее за руки, закружил, стал смеяться вместе с ней.
— Теперь займемся тобой, — сказала Царица Орфету. — Какой дар я могу преподнести тому, кто испил из Колодца?
— Никакого, госпожа, — гордо ответил он.
— Разве что вот этот. Вода никогда не утопит тебя. Никогда не утянет в свои глубины. Никакая жидкость больше не завладеет твоей душой.
Ответив на его благодарное ворчание коротким кивком, она поднялась по ступеням и села на трон, чуть склонила голову, распростерла руки.
— Путь Скарабея подходит к концу и в то же время только начинается. Люди ждут вас.
И тут в пышной зелени Садов открылся коридор. Высокий, широкий, расписанный хитроумными узорами. На стенах тянулись изображения, которые они сотни раз видели в росписях гробниц, в храмовых свитках и пергаментах. Бесконечными процессиями шествовали Архоны, принцы, Гласительницы; над головами у них пестрели тексты, в которых их имена были обведены синими с золотом картушами.
Мирани взяла в руки солнечный диск, и он засиял потаенным светом.
Аргелин поглядел на диск, потом встал на ноги.
— Ты даешь мне слово?
Царица ответила:
— Боги выполняют свои обещания.
Он схватил Гермию за руку.
— Я буду ждать тебя возле Оракула.
Она улыбнулась.
— Если я приду. Однажды я дала слово, что не позволю тебе использовать меня, и до сих пор держу его.
— Но ты же меня любишь, — настаивал он.
Она приподняла бровь.
— Разве я когда-нибудь это говорила?
— Гермия, когда же ты перестанешь мучить меня? — Он взял ее за руку, медленно поцеловал, потом повернулся и вошел в разрисованную дверь.
Орфет позвал:
— Архон, ты идешь?
Алексос обернулся к Царице Дождя, подбоченился и улыбнулся ей; она мокрыми пальцами взяла его за подбородок.
— Будь осторожен с людьми, Ярчайший. Они накажут тебя за наивность.
Он кивнул.
«Но они моя мечта, госпожа, мое приключение».
Он легко сбежал по лестнице к Орфету; потом, оглянувшись, помахал Царице. Мирани на прощание обвела глазами Сады, чтобы удержать их в памяти. Сладкие запахи, цветущие деревья, бесконечный плеск фонтанов. Потом пошла за Аргелином. Он мрачно шагал впереди, не оборачиваясь, не оглядываясь.
Всего через несколько шагов краски на стенах поблекли. Нарисованные процессии подернулись, будто пылью, зеленой плесенью. Кусками отваливалась штукатурка, унося с собой лица рабов, парадные веера, белых голубей, слова Указания Пути. Коридор пошел вверх, стало темнее, и только лучи солнечного диска озаряли дорогу. Аргелин торопливо шел впереди, Алексос бежал вприпрыжку; за плечом у Мирани, тяжело пыхтя, плелся Орфет. Его тяжелые шаги сотрясали кости и пепел, осыпали штукатурку со стен.
А позади них в коридоре воцарялось молчание.
* * *
У Шакала из рассеченной руки текла кровь, но на полу лежал не он, а поверженный Ингельд.
Вбежав в подземный зал, Сетис услышал разъяренный рев северян. Они съезжали один за одним по громадным цепям, на которых висели чаши весов, и вопили, желая отомстить.
— Он умер?
Шакал едва дышал; Лис выхватил нож и ответил:
— Нет еще.
Сетис снял с Ингельда шлем. У северянина из носа и рта текла кровь; в боку зияла глубокая рана.
Сетис в ужасе обернулся.
— Теперь они перебьют нас всех.
— Сразимся. — Лис швырнул ему нож. — Спина к спине.
Но нападающих было слишком много. Стиснув мокрую от пота рукоять, Сетис понял, что ему пришел конец, что времени уже не осталось, что с минуты на минуту он сам, воочию, увидит Сады Царицы Дождя. В отчаянии он вознес молитву богу, но, не успели последние слова сорваться с его губ, как первый из нападавших рухнул на землю и остался лежать, свернувшись нелепым клубком. Один за другим северяне погружались в глубокий сон; через считанные мгновения остатки военного отряда лежали неподвижно на полу темной пещеры. Откатился и со звоном упал чей-то круглый щит.
Шакал повернул голову. Казалось, что тишина заполнила все пространство, в котором он увидел потрясающую картину.
На трон Тени не падало ни единого лучика света, а на нем сидело воплощение полной темноты, увенчанное короной из ночных теней и паутины. Его голос доносился из-под длиннорылой маски с красными глазами; голос этот был шепотом пыли, скопившейся за века в заброшенных камерах, неторопливым треском рассыпающихся костей. Этот голос принадлежал Креону и в то же время не имел плоти, тихий шелест, ничего не ведающий о времени, о росте, о солнце. Услышав его, Сетис припал к земле от ужаса, а Лис съежился и начал жалобно всхлипывать.
«Они будут спать», — сказал голос.
Только один Шакал остался стоять; его вопрос прозвучал едва различимым хриплым шепотом, но Сетис подивился тому, что вожак вообще способен говорить.
— А мы?
«Оставьте гробницы мне. Вас ожидает мой брат».
