А сам он обрек себя на бесконечное искупление. Он не знал, наступит ли ему конец, а возможно, и не желал конца. Сегодня он даст себе послабление, ублажит свою подружку, потолкается в толпе, если повезет, раздобудет кокаину, а позже... позже возвратится в свое Одиночество, в нору, откуда никто не услышит вопля о помощи, и займется своим пленником.
Он и так уже потратил на него слишком много сил и времени. Пора запускать свой сокровенный план в действие.
Он взглянул на скулящее существо в углу и потянулся за шприцем. Пленник, почувствовав каким-то странным образом, что мучитель вот-вот приблизится к нему, часто задышал под плотной повязкой и задергался, пытаясь отползти. Тело его извивалось на месте, словно наколотый на булавку червь. В существе ничего не оставалось от человека, только, пожалуй, ужас в блеклых глазах, почти залепленных гноем.
– Что предпочитаешь? Это, – спросил он пленника, показывая ему шприц, – или аллигатора?
Какой патетический момент! Как сильна жажда жизни в существе, которое все равно обречено на смерть, но согласно на любые муки, чтобы продлить срок, пока в нем теплится сознание. Возиться с ним не доставляло ему никакого удовольствия, одни лишь заботы. Убить его, просто скинув в болото с порога хижины, было легче легкого, но существо было частью его плана, и главной его частью.
Он пнул пленника носком ботинка по оголенной бледной голени, изъеденной москитами. Какой еще запас крови остался в этой беспомощной плоти?
Звуки, издаваемые существом, оборвались мгновенно, как будто выключили радио. Зато в узких щелочках его глаз стали набухать слезы.
Отец Джон и вправду рассердился. Игра стала ему надоедать. Он вколол пленнику снотворное, стянул с омертвевшего пальца колечко с дешевым камнем и поместил в шкафчик со своими сувенирами.
Глава 30
– Ты ни минуты не должна оставаться здесь!
Это было первое, о чем решительно заявил Тай с ходу, влетев в распахнутую Самантой дверь и заключив в объятия свою перепуганную возлюбленную.
– Твой дом стал для тебя опасен.
Она была уже в таком разобранном состоянии, что не возражала, как прежде, отстаивая свою независимость, а лишь невнятно бормотала, захлебываясь слезами:
– Как это ужасно! Все идет по кругу... Лианн... О боже, она была беременна... Как и Анни.
– Успокойся, дорогая. Скоро все образуется.
– Неправда! Будет только хуже.
– Мы схватим его, я обещаю.
Он целовал ее мокрые от слез щеки, потом дрожащие губы, и мужская ласка постепенно возвращала ее из мира кошмаров в реальность солнечного дня.
Ей так хотелось верить хоть кому-нибудь, а больше всего – верить Таю Уиллеру, мужчине, который сейчас обнимал ее.
– Расскажи по порядку и в подробностях о том, что произошло, – попросил он, осторожно поддерживая ее под руку, пока они шли в кабинет. Тай усадил ее в кресло, а сам сел напротив.
Она выложила ему все события, случившиеся за время его отсутствия, рассказала о том, кем была для нее Лианн – пациенткой и младшей подругой, о том, как она безуспешно пыталась дозвониться ей, когда, вероятно, девушка уже была мертва. В отчет она еще включила, хотя ей и далось это с трудом, известие о воскрешении своего брата Питера из небытия, а финалом ее повести стал жуткий звонок «отца Джона» и последующее появление в ее доме полиции.
– Каюсь, – сказал Тай. – Мне следовало быть рядом, а не мотаться в Хьюстон. Я мало что там выудил.
– Но и здесь ты бы ничего не сделал, – резонно заметила Саманта. – И никто другой. Чем его можно остановить? Не знаю. У меня голова распухает от мыслей, и все впустую.
Тай устремился в кухню, положил в свернутый платок льда из морозильника, вернулся и приложил компресс к пылающему лбу Саманты.
– Спасибо. Твоя интуиция просто удивительна.
Наконец-то на ее губах появилось некое подобие улыбки.
– Меня возили в Новый Орлеан, в центральный участок на опознание украденной у меня одной вещицы. – Ее лицо исказилось в гримасе отвращения. – Прости, я не буду об этом говорить. Потом жгучий латиноамериканец по имени Монтойя доставил меня обратно. Я начала рыться в своем архиве, в книгах по психологии серийных убийц, вошла в Интернет... Но вся эта ученость ничем мне не помогла, лишь в мозгах началась полная какофония.
Тай нежно прикоснулся губами к ее лбу.
– Если бы я могла заткнуть уши... так бесполезно... – пожаловалась Саманта, как заболевший ребенок. – Стыдно признаваться в своем бессилии, но я не понимаю, откуда взялся этот «Джон» и что он от меня требует. Не понимаю....
– Мы найдем его.
– Но кто он? Я пыталась его вычислить. Полиция исследует сперму, сравнивает с образцами спермы тех, кто имел сношения с женщинами, которых он убил, с теми, с кем была близка Анни и я... Это унизительно, но я не возражала. Это займет кучу времени. Может, у них и получится, но я, как психолог, должна разгадать мотив.
– Я владею некоторой информацией по поводу беременности Анни, – напомнил Тай. – Как зовут детектива, возглавляющего расследование?
– Рик Бентс.
– Я передам ему все, что успел накопать. Постараюсь втолковать ему, что именно из-за смерти Анни Сигер пошли круги по воде. Человек, убивший ее, и тот, за кем они охотятся, – одно и то же лицо.
– Они еще убеждены, что Анни покончила самоубийством.
– Я вправлю им мозги, – пообещал Тай. – У тебя есть телефон Бентса?
– Его карточка на холодильнике.
Тай не терял времени. Он прошел на кухню и соединился с Центральным управлением полиции Нового Орлеана. Минутой-двумя позже его связали с инспектором Бентсом, и он принялся излагать ему свою теорию насчет гибели Анни Сигер.
За это короткое время Саманта успела сварить кофе. Ей требовалось действовать, чем-то занимать себя, чтобы разогнать демонов, поселившихся в ее голове после известия о страшной кончине Лианн. И не только Лианн, но и других... По меньшей мере на счету у «Джона» еще две жертвы.
«И причиной тому ты, Саманта, какая-то твоя давняя промашка, может быть, нерасчетливо оброненное слово в беседах с Анни. Нет! Не бери из рук убийцы эстафету, не сходи с ума! Это он свихнулся, а не ты. Он как раз и добивается того, чтобы ты обвиняла себя. Это его цель. Остынь! Используй свой мозг, свои знания. Вычисли, кто он».
Она схватилась за карандаш и блокнот и начала выписывать имена тех, кто был в Хьюстоне в момент смерти Анни Сигер. Список рос быстро – память выстреливала очередную фамилию, и рука фиксировала ее на бумаге. Сколько их, о боже! Как ширятся круги на воде!
«Джордж Ханна и Элеонор с радиостанции, Кент Сигер, Райан Циммерман, Дэвид Росс... черт побери, Тай Уиллер... вот он здесь, рядом.... И Питер... да, Питер. Почему бы не включить в список и любимого брата, брата, исчезнувшего неизвестно куда и явно со сгустком ненависти в душе? Почему бы ему не быть тогда в Хьюстоне?»
