— Кажется, это оттуда, — говорит моя спутница, без малейших предосторожностей открывая дверь. Внутри непроницаемая чернота, и Гленда шарит по стене в поисках выключателя.
— Подожди, — шепчу я. — Не гони волну…
С оглушительным треском над нашими головами вспыхивают ряды флюоресцентных ламп, осветивших длинную прямоугольную комнату в сто футов длиной и по меньшей мере сорок шириной; вдоль стен тремя рядами в высоту тянутся клетки. Странное бормотание усиливается, и, ступив в комнату, мы невольно разеваем рты, ясно уразумев происхождение этого шума.
В каждой клетке находится… существо, за неимением более подходящего слова, миниатюрный вариант той твари, что напала на меня три дня назад. Впрочем, это не совсем точно. В этих существах можно разглядеть генетические свойства всех шестнадцати видов динозавров. Маленькие уродливые рога под невероятными углами вылезают из больших уродливых голов, покоящихся на перекрученных уродливых шеях на перекалеченных уродливых телах. Звуки, которые мы слышим, несомненно, потому столь необычны для уха, что нет здесь двух одинаковых ртов, — у тех существ, что не обижены ртами. У иных нет ничего, кроме зияющих с обеих сторон головы отверстий, так что тоненький истерзанный визг, исходящий оттуда, усиливается ужасными пустотами впадин.
Они совсем маленькие. Они просто младенцы. Но это еще не все. Далеко не все.
Еще есть пальцы. Самые настоящие пальцы. И ноги, истинные ноги. И уши, и ушные мочки, и носы, и торсы, и все эти части тела вопиют: это существа рода человеческого.
— Он сделал это, — выдыхает Гленда с изумительной смесью благоговения и отвращения. — Валлардо действительно сделал это.
— По-похоже на то… — заикаюсь я.
— Но что… что же с ними такое?…
— Я думаю… думаю, это уроды, — предполагаю я.
— Уроды?
— Любое дело не обходится без неудач. Это они.
И как по сигналу, они принимаются издавать тихие плачущие звуки. Котята, щенята, младенцы, нуждающиеся в помощи и заботе.
— Но он запер их здесь, как… как животных.
Я киваю:
— В известном смысле, они и есть…
— Как можешь ты так говорить? — чуть ли не кричит Гленда, гневно повернувшись ко мне. Надо же — на какой час выпал материнский дебют Гленды Ветцель. — Они малыши, Винсент.
В оцепенении выходит она на середину комнаты, с отвисшей челюстью разглядывая окружающих ее уродцев. Прежде чем я успеваю ее остановить, Гленда подходит к одной из клеток и скребет за причудливым ухом то, что выглядит помесью Хадрозавра и человека. Оно урчит от удовольствия.
— Видишь, Винсент. Они нуждаются в любви, вот и все. — Лицо ее темнеет, и в голосе нарастает гнев: — А этот сукин сын Валлардо запер их тут.
— Согласен, он не прав и должен быть наказан, — говорю я, — но у нас нет на это времени. Давай же, Глен, идем отсюда.
Но Гленда, похоже, другого мнения. Она направляется к пульту управления у дальней стены, пробегает пальцами по кнопкам, и с каждым мгновением гнев ее нарастает. И вместе с яростью Гленды усиливается шум в клетках.
— Засранец думает, что может извращать природу, а потом сажать малышей за решетку? Это забавляет его?
— Глен, я действительно думаю, что пора тебе остановиться. — Уже гремят прутья, все существа проснулись, насторожились и бьются в своих клетках. Плач оборачивается воем и уже недалек от визга.
Но Гленда не слышит ни моих возражений, ни нарастающего гвалта. Она направо и налево щелкает переключателями, и мертвый до того пульт вспыхивает, ощутив прилив энергии. Я кидаюсь к ней, готовый немедленно прекратить, что бы она там ни задумала.
— Я покажу этому сукину сыну, как забавляться с генофондом, — визжит она. — Я ему покажу! — Вот теперь зверинец уродов дает себе волю по-настоящему, прыгает в своих клетках, словно стая обезьян, бросается на прутья, будто понимая, что близится избавление, что явился мессия, который освободит их из рабства.
— Гленда, не… — кричу я в тот момент, когда она бьет ладонью по кнопке, разом открывающей все клетки.
С диким воплем, способным посрамить Тарзана и всех его лесных друзей, с неба сыплется сотня ужасающих тварей, скачет по комнате, на Гленду и мне на спину. Нападение началось.
Моя первая мысль, что я составил себе неправильное мнение об этих существах, и на самом деле они не опаснее, чем блохи, улетучивается, как только первое из них принимается грызть мое ухо, срывая части облачения вместе с хорошим куском моей собственной плоти. Уже не задумываясь, я тянусь за спину, хватаю тварь за загривок — зубчатой шеи? — и швыряю прочь от себя. Она шмякается о дальнюю стену и падает на пол, после чего, неустрашенная, поднимается и снова кидается в свору собратьев.
Но на моем пути их множество, и они прыгают на меня, отталкиваясь от земли чахлыми извивающимися хвостами, кривя широко разинутые пасти, смыкая острые как бритвы зубы на моих глазах, лице и мягких тканях тела. Смертельная комбинация — человечьи пальцы цепляются за меня, в то время как зубы дина делают свое черное дело. Сквозь суматоху я вижу Гленду, согнувшуюся под грудой тварей, и стараюсь отшвырнуть их как можно дальше, чтобы пробиться через комнату.
Мои когти, вылезшие через оболочку, словно шипы на розе, гребут всякую плоть, с которой вступают в контакт, а руками я отбиваю атаки спереди. Хвост, снова вырвавшийся на свободу, приходится кстати, чтобы отбивать противника, нападающего сзади, и хотя за две минуты я весь искусан и расцарапан, раздал все же больше, чем получил. Кровь на полу комнаты с клетками в основном не моя.
— Гленда! — пытаюсь я перекричать этот кошачий концерт, и слышу в ответ:
— Винсент!
— Как у тебя? — воплю я, превозмогая новую вспышку боли, на этот раз в запястье, опускаю глаза и вижу ряд зубов на бесформенном куске плоти, плотно сомкнувшихся на моей руке. Я трясу рукой, крутя бестию во все стороны, но она не ослабляет впившихся в мышцу челюстей. Когтем другой руки я пронзаю ей голову; взвизгнув, она разжимает зубы и падает на землю, мертвая.
И вот уже Гленда рядом со мной, еще больше, чем я, окровавленная, но оба мы живы, и оба устояли.
В углу.
Существа на минуту отступают, по меньшей мере семьдесят злобных маленьких гоблинов, каждый не более двух футов высотой, включая рога. Они все так же визжат и курлычат, словно стая голубей-мутантов, но теперь в этом гвалте слышится осмысленность, словно они как-то общаются между собой, планируя новую атаку.
— Ладно, я была не права, — признает Гленда. — Это не милые крошки.
Я быстро озираюсь. Стена за нами абсолютно гладкая, ни единой опоры для руки или ноги.
— Что теперь? Они загнали нас в угол.
И они, похоже, это понимают.
Мы с Глендой устремляемся влево, и они тут же перестраиваются, преграждая нам путь к бегству. Мы дергаемся вправо — результат тот же.
