— Наш долг — заявить об обнаружении тела, чтобы власти и семья Эргокла начали расследование.
— Да. Быть может. Но эти старики! С ними тяжело разговаривать. Может, они глухие, а может, притворяются. К несчастью, формально они — свободные люди, хотя, конечно, последние среди последних. По законам Аттики, их нельзя пытать. А даже если бы и было можно, ты не представляешь, какое это трудное дело — пытать таких старых, хилых людей. Как говорится, не успел наладить стрелу, а добыча сама упала с дерева. Да, жаль, у нас совсем нет времени поискать какие-нибудь подсказки и улики.
— Более красноречивой улики, чем труп, не найдешь! — возразил я. Мы уныло плелись по дороге. Я подумал, что в разгар лета подобное путешествие было бы немыслимым, если даже сейчас, осенью, мухи не давали нам покоя. Впрочем, еще недавно я странствовал по Азии, где не было недостатка ни в мухах, ни в дурных запахах…
— Надеюсь, с тобой все будет хорошо, — озабоченно проговорил Архий, когда мы уже подходили к городским стенам.
— Я тоже надеюсь, а ты что, собственно, имеешь в виду?
— Ты должен отвезти… это в дом Эргокла. На твоем месте я бы сказал, что просто продавал мед за городом, случайно увидел в канаве какую-то ткань и остановился, решив, что, может, кому-то плохо. Вряд ли тебя заподозрят. Совершенно очевидно, что Эргокл умер гораздо раньше, чем сегодня утром, и потом, наверняка кто-то видел, что ты направился из города с ослом и медовыми сотами.
— Я? Разумеется, причин подозревать меня нет!
— Ну и прекрасно. Пусть родственники Эргокла сами разбираются. Не удивлюсь, если они заподозрят Критона. Но ты помалкивай. Будь учтив, но не высказывай никаких предположений.
— Я думал, мы вместе отвезем тело…
— Тс-с! Нас могут услышать. Нет, нет, разумеется, я не должен фигурировать в деле, особенно если учесть, что я работал под чужой личиной. К чему лишние неудобства? Это полностью разрушит план моего господина! Я должен остаться в стороне, пойми. Ты же не хочешь вмешать сюда Антипатра?
Я не был готов к такому повороту событий и страшно разозлился. Подумать только, этот чужеземный лицедей использовал меня, словно марионетку, словно какой-то инструмент! Я дал себе слово, что когда-нибудь поквитаюсь с Архием. Хорошо, что я не рассказал ему о серебряных монетах в кувшине старухи! Впрочем, эти соображения были слабым подспорьем в предстоящем деле. Я пришел к жилищу Эргокла и потребовал домоправителя. Вернулся хозяин, но, будь у него возможность выбирать, он предпочел бы другой способ.
XX
угольщик
Доставлять по адресу труп — дело не из приятных. Разумеется, обитатели весьма заурядного жилища Эргокла пришли в отчаяние. Поскольку покойный был вдовцом и не мог похвастать большим количеством родственников, меня попросили дождаться его шурина. Я настоял, чтобы тело унесли в дом и отдали на попечение рабынь, а сам остался снаружи вместе с несчастным ослом, который никак не мог успокоиться и, к тому же, проголодался. А на каменистой мостовой не было ни клочка зелени. Наконец явился родственник Эргокла, а с ним — архонт, которому я рассказал о случившемся. Эргокл явно скончался гораздо раньше, чем сегодня утром, а потому, как и предсказывал Архий, меня не заподозрили.
Мое повествование было сухим и кратким: я продавал мед, увидел какую-то ткань в канаве и, подойдя, обнаружил мертвого Эргокла. Нет, я понятия не имею, кто мог его убить. О жилище стариков я умолчал. Ни старик, ни старуха никак не могли свернуть шею здоровому, полному сил мужчине средних лет (хотя в сворачивании шей гусиных оба весьма поднаторели).
Все это затянулось до вечера, поэтому лишь следующим утром я смог отправиться к Аристотелю с новостями, подозревая, что Архий успел меня опередить. К счастью, актер-шпион еще не появлялся у Основателя Ликея, и тот ничего не знал о смерти Эргокла. Аристотель потребовал подробного рассказа, и я охотно повиновался, не забыв упомянуть о том, что меня сопровождал переодетый Архий, который обнаружил тело накануне.
— Видимо, Архий отправился по той дороге, надеясь выяснить что-то о Клеофоне, — предположил философ. — Если допустить, что Архий не лжет и нашел Эргокла случайно, выходит, он нащупал какую-то ниточку, ведущую к мальчику. Что же, получается, Эргокл помогал ему сбежать? Что он мог с этого получить? Или он сам искал Клеофона? Вот это больше похоже на правду. Если Эргокл не терял надежды вытянуть-таки из Критона деньги, он мог решить, что, вернув в семью младшего брата, умаслит старшего. С другой стороны, он мог действовать в интересах Критона-обвинителя, то есть убить Клеофона или тайно увезти его из города, рассчитывая на щедрую благодарность. Когда Гермию казнят, юноша станет единственным наследником огромного богатства. А факт подкупа скрыть несложно: я, мол, просто возвращаю Эргоклу «старый долг», и все. По крайней мере, так мог рассуждать наш малоприятный знакомый.
— Это слишком сложно, — неуверенно возразил я. — И потом, мне кажется, Эргокл изменился, точнее, перешел на другую сторону.
— Поясни.
— Во-первых, когда мы спускались с холма после суда, Эргокл вопил, что проспорил кучу денег. Он еще сказал, что теперь, мол, ему особенно нужны деньги на покупку рабыни. Сейчас я думаю, что это предназначалось скорее для Филина, нежели для Критона. Он говорил что-то о «прекрасной рабыне», вновь намекая на Мариллу, как мне кажется. И вдруг, ни с того, ни с сего, Эргокл встает на сторону Критона и поддерживает новое обвинение в адрес Фанодема и Гермии. Мы уже говорили — это очень странно. Думаю, Критон и так должен был хорошо ему заплатить, а посулил, наверно, еще больше.
— Ты прав, Стефан. Мотивы меняются. Ты хочешь сказать, что Критон решил заключить перемирие с Эргоклом, лишь бы неугомонный скандалист не путался под ногами? Значит, Эргокл вполне мог переключиться на другую жертву — Филина, к которому и были обращены его ехидные замечания.
— Именно. Филин забрал себе «прекрасную рабыню», которую коротышка некогда делил с Ортобулом, и даже не подумал предложить компенсацию. Эргокл ведь был одержим мыслью, что его обвели вокруг пальца.
— Эргокл обожает… обожал предъявлять претензии, — напомнил Аристотель. — Его основным занятием было находить повод для жалобы и требовать возмещения ущерба. Если судьба была к нему неблагосклонна, он считал, что кто-то обязан за это заплатить. Эргокл был не слишком умен. Скольких он донимал? Ортобула, теперь уже покойного. Критона, Гермию, Фанодема и, наконец, Филина. Бедняга Эргокл, никто его не любил. У многих был повод от него избавиться. Его мог убить, кто угодно.
— Вряд ли Критон, — медленно проговорил я. — Он ведь уже договорился с Эргоклом. Нет, все опять указывает на Гермию. Увы! Подумай, Аристотель, мы оба слышали, как Эргокл пытался что-то вытянуть из бедной женщины. Если Гермия заподозрила, что он знает, где мальчик, она вполне могла отправить кого-то следить за ним и убить.
— Притянуто за уши.
— Как ты не понимаешь, она уже под подозрением! Родичи Эргокла — шурин и его троюродный брат — уже решили обратиться в суд, чтобы официально обвинить семейство Гермии в убийстве Эргокла. Они сделают это сразу после погребения.
