левую руку, Марта уставилась полубезумным взглядом в его искаженное болью и ненавистью лицо и, словно загипнотизированная этими умирающими прекрасными глазами, застыла перед раненым. И этого было достаточно: матрос увидел у нее в руке револьвер, понял, что и она убивала…
– Получай, су-учка немецкая! – прохрипел с кровью на губах Роберт и взмахнул ножом.
– А-а-ай! – Марта отшатнулась, но было уже поздно.
Смертельно-жуткий вскрик Марты ударил в уши Отто с такой силой, что он непроизвольно сделал прыжок от двери рубки и резко обернулся, готовый стрелять: снова падая на палубу, Роберт острым лезвием располосовал живот Марты, и баронесса, глаза которой от ужаса и от боли вот-вот, казалось, выскочат из орбит, отшатнулась к фальшборту, переступила ногами раз, второй, третий и… опрокинулась с палубы в безмятежно спокойное море, но слабый всплеск упавшего тела показался Дункелю страшнее грохота извергающегося Везувия!
Отто разразился такой бранью, что и скалы Окленда рухнули бы, имей они уши! В этот яростный вопль он вложил всю силу нечеловеческой ненависти к тем, кто лишил его любимой женщины, единственного верного друга. Обезумевшим зверем налетел он на дверь, тяжелой вымбовкой ударил в дверь и почувствовал, что дерево может поддаться…
– Убью-ю! – рычал окончательно лишившийся возможности сдерживать расходившуюся ярость Отто, нанося в стонущую дверь удар за ударом, а из машинного отделения в ответ неслись не менее яростные выкрики, где перемешались английские, русские и немецкие слова в один поток проклятий и угроз:
– Я вам покажу, фашисты, Сталинград! Я вам покажу «Дранг нах Остен![27]» Вы у меня подавитесь этим золотом! Подавитесь, а на пользу не пойдет! Будет и вам, недобитые фашисты, «Гитлер капут!». Будет! За всех ребят поквитаюсь!..
Сквозь пулевые дыры из машинного отделения на Отто Дункеля неожиданно и резко пахнуло бензином. Механик закашлял, перестал выкрикивать проклятия. Отто оцепенел. Ярость в мозгу улеглась мгновенно: русский вылил из канистры бензин! Зачем? Неужели он решился на такое самоубийство? Да-да, иначе не орал бы знакомые каждому европейцу слова «Сталинград» и «Гитлер капут!».
И впервые сознательно с той секунды, когда поддался приступу ярости и завопил на боцмана: «Цурюк!» – и как бы дал команду Кугелю стрелять по матросам, Отто на цыпочках попятился от двери, понимая, что должен, должен немедленно покинуть яхту!
– О Господи, что же мы натворили?… Что теперь будет? – Он уже взялся рукой за крепко натянутый бакштаг, перенес ногу через фальшборт, чтобы прыгнуть в воду, и успел подумать: «Посейдон, не погуби!»
Карл невольно вздрогнул от гула, который сквозь толщу воды достиг его слуха у разбитой перегородки носового трюма. Он успел нагрузить еще две сетки и собирался начать подъем на поверхность – меняться местами с отцом.
«Что это? Неужели проснулся вулкан? Но утром не было никаких признаков!» На память вдруг пришла красочно показанная Жюль Верном трагическая гибель легендарного «Таинственного острова» вместе с капитаном Немо… Поспешно, насколько это было возможно в воде, он покинул разбитую носовую часть «Генерала Гранта», поднялся на опрокинутый борт, посмотрел вверх. И тут сначала с удивлением, а потом, осознав, с ужасом увидел, что страховой конец, который до этого был в натянутом состоянии, вдруг обвис, словно наверху его кто-то обрезал или бросил на волны… Огромное темное пятно, как туша убитого кашалота, быстро увеличиваясь в размерах, падало на Карла, и он, загребая руками и ногами, отступил ближе к зарослям извилистой и длинной морской капусты у самой скалы. Темное пятно в свете мощного фонаря удалось рассмотреть, и Карл, потрясенный, узнал полуразвороченную взрывом яхту. Вместе с яхтой, увлекаемые водоворотом, во тьму океана опускались, кружась, будто в фантастическом хороводе, несколько тел… и среди них Карл отчетливо, буквально в нескольких шагах от себя, увидел баронессу. В белом спортивном костюме, с распахнутыми в стороны руками, Марта как будто кружилась по солнцем залитому лугу…
«Боже мой! – кровь ударила в голову, вызвав незнакомое до сих пор ощущение тупой боли в затылке. – Что там случилось? Что там у них случилось? Где отец, если баронесса здесь?»
Еще несколько секунд, и страховой конец, запутавшийся в обломках яхты, потянул бы Карла вслед за собой в океанскую пропасть… Яхта бесшумно проплыла рядом с Карлом, упала бортом на опрокинутый барк. Леденея душой и телом от охватившего отчаяния, не желая даже взглянуть, что делается там, где рангоутом сцепились два мертвых судна – остались они на подводной площадке или упали вместе в бездну, – Карл заработал руками и ногами, стараясь как можно быстрее подняться на поверхность. И едва голова оказалась выше среза волн, вскинул взгляд на «пятку» Старого Башмака – вместо красавицы яхты в расщелине на ветру качался лишь короткий обрывок швартового. Рядом с Карлом на волнах плавали обломки досок, в лучах солнца радужными бликами отсвечивали мазутные пятна. И больше никаких следов жуткой и непонятной для него катастрофы…
«Что тут случилось? – снова в голову вонзилась та же недоуменная мысль. – Где все они? Где? Неужели все там, где я видел баронессу и еще кого-то? Куда делся отец?»
Карл торопливо подплыл к скале, ухватился за швартовый, который свисал к подошве скалы, подтянулся, чтобы не уйти снова под воду, сорвал с лица маску акваланга и безнадежно-отчаянным криком заглушил мерный плеск волн:
– Оте-е-ец!
Взрывная волна догнала Дункеля уже за бортом «Хепру». Чем-то острым ударило по левому плечу и по щеке, он спиной опрокинулся в прохладное лоно океана… Очнулся, глотнув первую порцию горько-соленой воды, раскрыл глаза и увидел вокруг себя темно-зеленую в пузырьках воздуха жидкую стену, длинные извилистые стебли морской капусты, стайку серебристых рыб, которых он напугал неожиданным вторжением.
Отто стиснул зубы, думая только о спасении. Попытался грести руками, но руки почему-то упорно отказывались ему служить, особенно левая – висела, как надрезанная лоза винограда… К солнцу, скорее к солнцу и вольному воздуху, а там…
«Боже! – и он неожиданно вспомнил все, случившееся за эти кошмарные считанные секунды, – боже мой! Что я натворил! Старый, выживший из ума кретин! Затеял драку и так не вовремя! Ну что стоило подождать какие-то сутки, двое, когда яхта вышла бы в море с золотом на борту! С нами был бы и Карл! Фридрих не погиб бы так глупо… И моя Пандора погибла, а Карл там… вернее здесь, где и я, бултыхается под водой…»
Вспомнив о сыне, Отто окончательно пришел в себя и начал действовать вполне осознанно. Всплыл на поверхность и едва не стукнулся головой о днище шлюпки. Той же взрывной волной ее отбросило от скалы и, чудом уцелевшую,
