руки о косяки, замер механик Степан Чагрин. Негр Джим со шваброй стоял почти на корме, за люком в матросский кубрик и оттуда, забыв закрыть рот от удивления, молча уставился на сенатора и на боцмана, который, похоже, закаменел перед дулом пистолета.
На баке, испугавшись того, что может сейчас случиться, вскочила на ноги и отчаянно вскрикнула Марта:
– Отто, берегись!
Но от кого должен был беречься ее любимый Отто, она не могла бы в эту роковую секунду объяснить даже себе: то ли он должен был сдержать себя и не дать воли вырваться накопившейся в душе ярости, замешанной на страхе потерять сокровища и собственные головы, то ли уберечь себя и ее от неминуемой опасности нападения…
– Какого черта с ними возиться и дальше! – закричал Фридрих. – Еще мы с этими тварями не делились. Стреляй!
Кугель прокричал убийственную фразу по-немецки, но его хорошо понял Степан.
– Братцы! Они будут стрелять! Берегись!
Майкл первым пришел в себя. Он развел руки в стороны, словно надеялся оградить товарищей от страшного дыхания смерти, которая глядела ему в глаза из маленького круглого отверстия пистолета, шагнул от рубки, торопливо заговорил, не спуская глаз с черной дырочки пистолета, как не спускает своих глаз обреченная лягушка перед голодным ужом…
– Господин сенатор, ради бога! Ведь вы обещали мне и команде, что не будете… О-о-о… – и захлебнулся воздухом на последнем слове: с бака грохнул выстрел Кугеля, Майкла отбросило к рубке. Цепляясь руками за Роберта, не спуская широко раскрытых глаз со звериного, перекошенного лица Дункеля, он медленно повалился на палубу. Из простреленной груди на куртку потекла кровь, а в глазах появилось выражение удивления, словно все это случилось не с ним, а видится в детективном фильме: боль еще не выплеснулась из тела через эти умирающие уже окна души человеческой…
«Наконец-то!» – подобно короткой вспышке молнии, мелькнуло в сознании Отто Дункеля и разом, как подумалось, сожгло напрочь никчемные сомнения.
Секундный общий шок взорвался диким криком Роберта:
– А-а-а, иуды-ы проклятые! – И он пантерой метнулся к фальшборту, чтобы своим телом сбить с палубы стоявшего там Дункеля, но Клаус был начеку. Его профессионально резкий удар перехватил Роберта и откинул матроса к рубке. Отто выстрелил, Роберт, не успев подняться на ноги, снова закричал, но теперь от жгучей боли, и упал на неподвижно лежащего боцмана, громко стукнув о палубу зажатым в руке кривым матросским ножом.
Степан Чагрин взревел так, будто его со спины ожгли раскаленным прутом, сделал рывок от своей двери и коротким ломиком сбоку нанес улыбающемуся Клаусу сильный удар. Глухо треснул череп, Клаус успел лишь безмолвно распахнуть рот и свалился к ногам механика, Степан пригнулся, левой рукой – откуда только и силы взялись! – поднял обливающегося кровью Клауса, как щитом, закрылся им и шагнул в сторону бака, навстречу Кугелю…
Фридрих выстрелил второй раз. От тупого удара в живот Есио Кондо качнулся, но устоял на ногах: пуля отрикошетила от слитка золота, который Есио засунул себе за тугой пояс под рубаху. Фридрих на долю секунды замешкался в удивлении, почему японец не повалился на палубу, и это стоило ему жизни. С воинственным воплем: «Банзаай» – Есио ловко метнул в Кугеля нож, да так удачно, что бывший штурман рухнул головой под шпиль и даже ногами не дернул.
Марта, словно наступив на гибкую и омерзительную змею, взвизгнула, отбросила беленькую сумочку, юркнула за шпиль. В ее руках оказался маленький револьвер, и она нажала на спусковой курок раз, второй, третий, не видя даже толком тех людей, в которых летели ее пули. Баронесса действовала в состоянии, близком к полуобмороку, какое обычно охватывает в подобной ситуации необстрелянных новичков и не с такой железной выдержкой, как у Отто или у Фридриха…
– Получай, макака поганая! – выкрикнул Отто, не имея возможности оглянуться, чтобы не пропустить рокового мгновения для самого себя. Он не видел, что творится у него за спиной, но слышал оттуда выстрелы и не беспокоился за Марту и Фридриха.
Пуля ударила японцу в грудь, и Есио с растопыренными руками отпрянул, загородив дорогу Чжоу Чану. Китаец с огромным ножом метнулся было на Дункеля, но наткнулся на Есио, задержался на миг, и Отто успел еще раз нажать на спусковой курок. Раненный в бок, Чжоу волчком завертелся на палубе, пока вторая пуля не заставила его замереть в скрюченном положении.
Негр Джим оробел. Едва прогремел первый выстрел, он отбросил бесполезную швабру, прыжком кенгуру достиг кормы яхты и, не раздумывая о будущем, бросился в воду, как будто рукой было подать не до диких скал Окленда, а до золотистого берега родной Флориды…
Отто Дункель вскинул пистолет, но дверь машинного отделения громко хлопнула и закрылась: Степан Чагрин исчез за ней. Отто успел заметить, что левое плечо механика залито кровью, но не знал, что это одна из пуль Марты достигла цели. Он в два прыжка был у двери, выстрелил в нее раз, другой – дыры обозначили место, где пули прошли насквозь через дубовые доски. Отто с яростью ударил ногой, пытаясь открыть проход, но Степан успел подпереть ее изнутри тем самым ломиком, которым убил Клауса: рулевой с залитым кровью лицом и шеей был отброшен механиком в сторону фальшборта и лежал ничком, подсунув под себя правую руку.
– Открой дверь, русская свинья! Все равно живым не уйдешь! – в исступлении кричал Отто и еще раз выстрелил. – Фридрих, возьми пару вымбовок, мы разобьем дверь и прикончим этого варвара! Уцелел в сорок пятом, сдохнешь в шестидесятом году! Но все равно смерть тебе будет от руки немца! Слышишь ты, покойник! Открывай! – и еще выстрел сквозь дверь.
В ответ из машинного отделения раздалась такая отборная брань, что Отто и без переводчика понял ее. И стрелял в дверь до тех пор, пока курок не щелкнул вхолостую.
– Фридрих, да иди же ты скорее сюда! – не оборачиваясь, позвал Отто. – Чего там мешкаешь?
За спиной в ответ – истерический крик Марты. Бросив револьвер, она перевернула Кугеля на спину: нож японца ударил бывшему штурману прямо в сердце. Рядом в диком безмолвии секунду стоял Дункель, потом раздалось рычание, сродни рычанию смертельно раненного тигра:
– Пр-роклятье! Пер-ребью всех! – Отто выдернул пистолет из пальцев Фридриха и распрямился. – Марта! Возьми свой. Идем добивать эту банду шакалов! Смерть варвару! Смерть!
Как заводная кукла, послушная воле туго закрученной пружины, баронесса подняла с палубы револьвер и пошла за Дункелем. И в ту секунду, когда она поравнялась с лежащим на боцмане Робертом, рулевой, собрав остатки сил, окровавленный, приподнялся, опершись на
