уходила дальше в гору на пологий склон; по той дороге никто особо и не ездил, по ней местные гоняли своих коров, лошадей, овец и коз на выпас на соседние живописные зелёные склоны, что поднимались всё выше. О том им рассказал Франц Гифлеор. Теперь, когда шея его была в железе, а цепь от ошейника в немилосердной и твёрдой руке капитана Неймана, врать ему резона не было вовсе. И он, быстрым шагом шедший рядом с конём капитана, старался как мог угодить людям генерала.
Нейман же, как перерезал в секрете троих полусонных стражников фон Тельвисов и выложил их трупы на склон пригорка как назидание, сам со своим отрядом, не останавливаясь, пошёл по дороге вдоль деревни наверх. И по рассвету, по туману, под мычание коров и крики петухов быстро прошёл всю деревню и, выйдя на склон за последним домом, устроил там засаду. Как раз для тех, кто, увидав поднимающийся к Меммингу отряд барона, надумает бежать в горы. Вот их-то и собирался ловить капитан Нейман и его люди. Тому его учил сам генерал перед делом.
— Не давайте рыбам уплывать из вентеря.
И капитан всё усвоил. Последние люди его отряда покидали деревню под удивлёнными взглядами крестьянок, что уже встали для утренней дойки. Крестьянки, широко раскрыв глаза, смотрели на отряд капитана, что проходил через их деревню в горы. И люди все в нём в железах и с железом в руках; потные и злые лица пришлых людей смотрят на женщин из-под своих шлемов, и в глазах их ничего хорошего. Тут уже и не до коров деревенским бабам. Отродясь они такого не видали. И стали бабы перекликаться меж дворов.
«Видала? Видала! А ты видала? Тоже!».
И многие видели. От того и страшно стало всем. И поспешили они сообщить о пришлых солдатах и тем всполошили своих мужиков. А те уже выбегали из домов и выглядывали через заборы на туман, что ещё не растаял на дороге.
«Как? Откуда? Что за люди? В нашей деревне не бывает чужих, да ещё с оружием!».
Мужики выбегали со дворов, но в утреннем тумане ничего, кроме следов от солдатских башмаков и кованных военными подковами коней, они уже не находили. Тем не менее, когда отряд Волкова стал выходить из туманных низин и подходить к Меммингу, деревня уже не спала.
Генерал же, оставив на дороге, на возвышенности, конный отряд Мильке для дозора, сам поспешил в деревню. Он хотел побыстрее сделать дело и ещё по утренней свежести двинуться обратно к лагерю. И как только показалась деревня, Волков, уже полностью облачённый в латы, вылез из кареты и сел на одного из своих коней.
Солдаты должны видеть своего командира, а не догадываться, что он где-то там в карете едет. И когда его отряд уже подходил к Меммингу, генерал подъехал к пригорку и остановился как раз напротив троих убитых Нейманом и его людьми стражников.
Волков указал на мертвецов и прокричал:
— Солдаты, поглядите направо, вон они лежат, три болвана… Так бывает с теми, кто в секрете жжёт костёр и дремлет. Запомните этих дурачков раз и навсегда.
Но это он для бодрости так кричал, генерал знал, что его люди, в большинстве своём из Эшбахта, — то люди в походах и схватках закалённые. Не чета болванам, что нечестивым служили да жирели от гарнизонной жизни.
А тем временем солнце показалось из-за ближайшей горы, аж глаза слепило, туман таял на глазах, и перед Волковым показался во всей красе хороший дом с отличным забором. Он был первый от большой дороги.
«Если подлец не наврал, это и есть дом старосты! Там и должно быть моё серебро! Ну что ж, Франц Гифлеор, не дай тебе Господь ошибиться насчёт денег».
Глава 36
Волков лишь рукой указал, и сразу несколько солдат пошли к воротам, пробуют их. Ворота оказались заперты, и это генералу внушило надежду. Ну а как иначе, такая глушь, горы вокруг, посторонних здесь не бывает, чего тут старосте бояться?
Он подъехал к забору и заглянул за него, а там суета, мужики и бабы бегают по двору, перепуганы. Одна девка закричала в голос. Ну, это понятно, солдаты лезут через твой забор — закричишь тут. И тут уже появился дородный, румяный муж, он, видно, только встал, заспанный, одежду лишь накинул.
— Это что же? — удивился он, видя солдат в своём дворе и как они отпирают ворота для своего командира. — Это что же вы…?
Он подбегает к воротам как раз тогда, когда в них въезжает Волков, Вилли со своим сержантом и Кляйбер.
— Господа, — мужик находится в полном недоумении. Вторжение явно оказалось для него неожиданностью. — К чему это всё? Отчего вы приехали ко мне? Баб моих переполошили…
Волков на него не обращает внимания, едет по двору, а солдаты уже тут и деловито заходят в дом. Один крупный мужик, может, то был сын старосты, встал в проходе на пути у пары солдат, дескать, куда это вы, и тут же так получил по лицу древком копья, торцом, что кровь на стены брызнула. А когда мужик упал в проходе, солдаты просто стали переступать через него и заходить в дом.
— А-а-а!.. — заорала баба, кидаясь к упавшему мужику, хотела было оттолкнуть одного из солдат, но тот дал ей оплеуху, да такую, что у дуры чепец с головы слетел. И то правильно, чтобы понимала.
— Хе-хе-хе… — смеётся Кляйбер и говорит сержанту мушкетёров, что едет рядом: — Непуганые они тут, я смотрю.
— Да как же так! — причитает румяный, видя, как злые, опасные пришлые люди разбредаются по его прекрасному, ухоженному и чистому двору, заглядывают в коровники, идут в конюшни… в дом! В его дом заходят! — Что же это происходит, господа, кто вы такие?
Но вместо ответа он получает вопрос; майор Вилли, остановившись рядом с ним, спрашивает заносчиво, но при том не глядя на собеседника:
— Ты здешний староста?
— Я, — сразу отвечает мужик. — Я, господин.
— Имя? — холодно продолжает молодой офицер, и Волков замечает, что Вилли эту холодную интонацию высокомерного господина подметил у него самого. Генерал едва заметно усмехается.
— Михель, Михель Кумсмаер, — кивает мужик.
— Колдуны Тельвисы вынесли из замка добро, оно у тебя? — продолжает майор.
— Да нет… — староста качает головой. — Ничего у меня нет.
