по щекам и обжигали плоть, как кислота. Я ненавидела то, как боролась изо всех сил, чтобы сделать этот цирк своим домом, и в конце концов мне пришлось уйти, и не из-за чего-то, что я сделала.
Мне пришлось уходить, потому что я была полукровкой. Слишком слабой, чтобы пережить ад, который преследовал этих людей, куда бы они ни пошли.
Обжигающие слезы текли по моим щекам.
— Я, блядь, ненавижу тебя.
Если Алистер и хотел сказать что-то, что-нибудь, что могло бы усмирить этот бушующий комок презрения, завязавшийся в моей груди, то этого не сделал. Он резко повернулся, полы его пальто развевались у него за спиной, и он спускался по лестнице, не оглядываясь.
— Демон, пошли.
Мой рот наполнился вкусом пепла.
Демон любил меня, я знала это.
Но он не собирался бросать своего хозяина.
Ни ради меня. Ни ради кого либо еще.
Его руки сжались в кулаки, костяшки пальцев хрустнули. Его татуировки светились, сияя тем же золотистым оттенком, что и его глаза.
— Если они победят, если мир сгорит, я найду тебя на пепелище.

Пульс стучал у меня в ушах, когда один из инкубов — не уверена, кто именно, не могла ничего понять из-за обломков, которыми было мое гребаное сердце — перекинул меня через плечо. Он пошевелился, подо мной заиграли твердые мускулы, и поднял меня высоко в воздух. Я ухватилась за один из изогнутых рогов, чтобы не упасть, когда меня выносили из циркового шатра.
Несмотря на слезы, мой мозг изо всех сил пытался осознать то, что встретило нас снаружи, и понять, что это действительно происходит. Что моя жизнь снова сгорела дотла. На этот раз буквально.
Карнавал выглядел как нечто прямо из Нижнего мира. Все пылало в огне. Затем мерцало, как помехи, между каналами телевизора.
Магия Алистера ослабевала.
Клубы дыма поднялись в небо, сделав его черным, как смерть.
Смертные грешники, все еще находящиеся под магией гипноза Алистера, бездумно бродили сквозь огонь, не осознавая, где они находятся, и не имея возможности контролировать свои действия, но полностью чувствуя боль. Некоторые медленно шли по пылающему карнавалу, пока их охватывало пламя. Обгоревшие тела лежали в траве. Это был чертов кошмар.
Я пыталась скользить по траве, молясь — не знаю точно кому, поскольку Раздор покинул меня — чтобы среди тел не было моих друзей. Мы двигались слишком быстро, останки слишком обгорели, а дым был слишком густой, чтобы разглядеть их лица.
Рев расколол небо, привлекая мое внимание, и мое сердце упало в желудок от размера ржаво-красного дракона, кружившего в высоте.
Война.
Мы прорвались на стоянку, где стояли трейлеры труппы и автомобили. Когда мой желтый «фольксваген-жук» появился в поле зрения, мои внутренности скрутились в тысячу маленьких узлов.
Я крепко держала отцовский меч, который был зажат в моей руке, как спасательный круг, хотя маленький клинок был бесполезен перед лицом Смерти и Войны.
Думаю, ничего не оставалось кроме, как бежать. Не то чтобы побег нас спасет…
Если моей матери удастся украсть часть силы и положения Алистера посредством принудительных брачных уз, она положит конец этому миру.
От Апокалипсиса не уйти.
От своих мыслей я отвлеклась, когда послышался новый рев. Этот был намного ближе, слишком близко, чтобы исходить от красного дракона. Жестокий холод пробежал по моей спине, когда небо над головой, казалось, изменилось, и со следующим ударом моего сердца из дыма спикировал бледный дракон.
Смерть.
У близнецов не было времени отреагировать. Когда мы поняли, что происходит, он уже был над нами. Гигантские когти, размером почти с форму гидры Алистера, сомкнулись вокруг меня и оторвали от близнецов.
Руками я тянулась к ним. Наши руки соприкоснулись, но меня оторвали и утащили в дым. Голоса близнецов, выкрикивавших мое имя, заглушались ревущим ветром в моем ухе. Вот как я умру.
Забавно, как мало страха я вдруг почувствовала. Вероятно, потому что не было места, чтобы чувствовать что-либо еще, когда жидкая ярость текла по моим венам, захватывая каждый дюйм моего тела. Когда я присоединилась к «Грешникам Сайдшоу», какая-то часть меня уже смирилась с возможной смертью. Потому что я знала, что однажды этот цирк убьет меня. Я всегда думала, что это произойдет, если меня задушат клоунским членом или сожгут заживо три пылающих члена альфы адской гончей.
И все же я смирилась со своей смертью. Так что, когда он спикировал с неба, времени устраивать вечеринку жалости к себе не было. Мои слезы высохли, а гнев перерос во что-то опасное. Что-то безрассудное.
Взяв свой меч, я обрушила его на коготь, достаточно сильно, чтобы полностью отрезать один из его пальцев с когтем на конце. Кровь, черная, как гниль, залила мое лицо, часть ее хлынула в нос. Визг боли пронзил мои уши. Когда мы начали падать, мое сердце застряло в горле. Меня снова дернуло вверх, когда его крылья раскрылись в воздухе, сумев удержать нас достаточно, чтобы он мог неуклюже снизиться.
В тот момент, когда я почувствовала под собой твердую землю, я вскочила на ноги с поднятым мечом. Форма дракона трансформировалась в человеческую, и я вонзила оружие в его сторону прежде, чем успела разобрать его расплывчатую форму.
Ботинок ударил меня в грудь, сбив с ног.
Спиной я врезалась в землю, выбивая воздух из легких.
Моргнула, глядя на небо, и мгновение спустя ботинок прижался к моему горлу.
Надо мной навис мужчина, и я обнаружила, что смотрю в лицо Смерти.
43
Воплощение смерти.
МЭГ
В мерцающем свете костра черты Смерти были окутаны тенью и пламенем.
Он высокий мужчина с крепкими мускулами и худощавым телом. Кожа у него была цвета пепла, бледная с легким сероватым оттенком. Его длинные черные волосы напоминали мне волосы Алистера, не хватало только движения теней. У него острая челюсть, высокие скулы и нос с маленькой горбинкой, от которой у меня учащался пульс.
Он красив. Если подумать, «красивый» — не то слово, Смерть невероятно горяч.
Возможно, не в общепринятом смысле. Но для любого, кто питал слабость к древним злым демонам, как, например, я, он был темным совершенством. Единственное, что мне не нравилось, это его черные, бездонные глаза. Он пронзил меня взглядом, обнажая мою плоть, и то, что он видел в моих глубинах, заставило его облизывать губы.
— Ты знаешь, кто я, девочка?
Я изобразила растерянный взгляд, зная, что так залезу ему под кожу.
— А я должна
