милый!
— Вотъ вамъ мой планъ. Приходится его взять. А впрочемъ, быть можетъ, Малявскій предложитъ вамъ другую комбинацію.
— Не хочу я его!
— Зачѣмъ такая немилость?
— Выдохся, выдохся и выдохся!
— Да хорошо-ли вы его разсмотрѣли? Онъ, пожалуй, занимательнѣе, чѣмъ вамъ теперь кажется.
— Только не для меня!
— Этакъ и я для васъ выдохнусь въ два пріема.
— Ну, нѣтъ, вы не тѣхъ размѣровъ!
— Опять размѣры! Прощайте; въ ручкѣ-то вы мнѣ, надѣюсь, не откажете? Прикажете заѣхать за вами на-дняхъ?
— Заѣзжайте.
— Даже и въ поздній часъ?
— Пожалуй, и въ поздній.
— Экскурсія, значитъ, начинается?
— Начинается!
Онъ нагнулся и поцѣловалъ ея руку. Ей было очень весело и опа-бы начала его удерживать, еслибъ онъ прямо не сказалъ, что засиживаться онъ не можетъ.
«Обомнется, — проговорилъ про себя Саламатовъ, спускаясь съ лѣстницы: — дай ей должный ходъ, и чрезъ три недѣли она у насъ такъ начнетъ ужинать, что никакой француженкѣ не уступитъ!»
XIII.
По уходѣ Саламатова, Зинаида Алексѣевна перебирала въ умѣ все имъ сказанное, и опять сравненіе его личности съ личностью Малявскаго представилось ей. Не только она не любила Малявскаго въ эту минуту, но она чувствовала къ нему почти отвращеніе.
«Какое добродушіе у этого толстяка, — думала она, вспоминая тонъ и отдѣльныя фразы Саламатова. — Какъ онъ чистосердеченъ! Про себя онъ разсказываетъ, точно про посторонняго человѣка. Онъ, разумѣется, весь состоитъ изъ страстей; но что за бѣда! За то онъ и не скрываетъ ихъ, и не хвалится ими особенно, а просто живетъ широко, какъ ему диктуетъ его натура.»
Но дѣвичье чувство подсказало ей: «чего-же добивается отъ меня этотъ толстякъ? Неужели я соглашусь быть его… содержанкой? Содержанкой?!»
На этомъ словѣ она невольно запнулась. Саламатовъ будетъ къ ней ѣздить съ любовной цѣлью. Какъ она не замазывай сути дѣла, эта суть обнаружится, не нынче— завтра…
Въ дверь постучали.
— Войдите! — крикнула Занаида Алексѣевна, думая, что Саламатовъ вернулся, и весело улыбнулась.
Но вошелъ не Саламатовъ, а Малявскій.
Она отступила назадъ. Его приходъ въ эту минуту былъ ей особенно непріятенъ. Малявскій стоялъ у двери, ухмыляясь своей жесткой усмѣшкой и выпрямившись, точно будто онъ собирался объявить что-нибудь особенно торжественное.
— Васъ можно видѣть? — проговорилъ онъ, приближаясь къ ней.
— Садитесь, — сказала она ему сухо.
Малявскій сѣлъ и положилъ шляпу на колѣна.
— Какъ изволите попрыгивать? — спросилъ онъ, улыбаясь глазами.
— Какъ видите.
— Находились въ размышленіяхъ о суетѣ мірской. Я васъ нарочно оставилъ въ покоѣ въ теченіе трехъ дней.
— Къ чему вы это говорите? — перебила рѣзко Зинаида Алексѣевна. — Мнѣ вашъ тонъ вовсе не нравится, Иларіонъ Семенычъ, и я не знаю, что вы…
— Та-та-та! — заговорилъ Малявскій и поднялъ голосъ: — пожалуйста, безъ репримандовъ, Зинаида Алексѣевна, безъ репримандовъ. Не вамъ мнѣ замѣчанія дѣлать, а мнѣ спрашивать: что значитъ вашъ тонъ со мною? Вамъ, быть можетъ, кажется, что такъ и быть слѣдуетъ, какъ вы поступаете?
— Я никому не обязана отчетомъ! — вскричала Зинаида Алексѣевна.
— Предъ собственной порядочностью отвѣчать должны. Во мнѣ говоритъ ужь, конечно, не ревность; еслибъ я ревновалъ васъ, я-бі.і на другой-же день послѣ знаменитаго ужина явился и произвелъ вамъ сцену.
— Вы на это не имѣете никакого права!
— О правахъ и обязанностяхъ мы промолчимъ. Я говорилъ про ревность, а ревность, какъ вамъ, быть можетъ, извѣстно, не право и не обязанность, а чувство или, правильнѣе, ощущеніе. Стало быть, если-бъ я чувствовалъ что-либо похожее на ревность, я-бы явился объясниться съ вами. Не будеге-же вы отвергать того, что мы состояли въ интимныхъ отношеніяхъ, да или нѣтъ?
— Что это за допросъ?!…
— Не допросъ, а простая справка. Межлу нами ничего непріятнаго не произошло; но я увидалъ, что вы изволили такъ заинтересоваться личностью его превосходительства Бориса Павловича Салаватова, что меня, грѣшнаго, совсѣмъ нохѣрилн. Вотъ я и пришелъ освѣдолиться: продолжаете-ли вы увлекаться царемъ нашихъ дѣльцовъ или сдѣлали уже маленькую передышку и сообразили, что и болѣе простые смертные имѣютъ маленькій въ глазахъ нашихъ интересъ?
Пока Малявскій говорилъ, точно процѣживая слова сквозь сито, Зинаида Алексѣевна ходила скорыми шагами по комнатѣ, отъ времени до времени озираясь на него. Она сознавала, что онъ, по-своему, нравъ, что неловко и какъ-бы неблаговидно было обходиться съ нимъ въ такомъ тонѣ, но заговорить иначе она рѣшительно не могла.
— Вы кончили? — спросила она, останавливаясь у стола.
— Нѣтъ еще: но и того, что я сказалъ, кажется, довольно…
— Слишкомъ даже довольно, Иларіонъ Семенычъ. Мы съ вами люди свободные, и никто не смѣетъ контролировать наше поведеніе. Вы меня заинтересовали, я сошлась съ вами въ извѣстной степени, но потомъ…
— Я въ одинъ вечеръ потерялъ для васъ всякій интересъ? Положимъ, я только и хотѣлъ, чтобы вы объяснились со мной на чистоту. Хорошо-съ. Я для васъ выдохся. Вы натолкнулись на другую, титаническую натуру. Вы позволите мнѣ потолковать съ вами на эту тему, по-пріятельски, или уже я такъ вамъ опротивѣлъ, что вы не можете со мною и спокойнаго разговора вести?
Зинаида Алексѣевна сдѣлала равнодушный жестъ головой, говорящій: «мнѣ все равно, болтайте сколько угодно».
— Итакъ, — продолжалъ Малявскій: — вы увлеклись нѣкіимъ Юпитеромъ Громовержцемъ, котораго я-же вамъ поднесъ. Мню, что онъ прельстилъ васъ не красотой, не пластикой своего тѣла и даже не идеальными очертаніями своей физіономіи. Онъ васъ увлекъ шириной натуры, молодецкимъ пошибомъ, силой, удалью и чистосердечіемъ младенца. Не такъ-ли?
— Ну, а еслибъ и такъ? — вскричала вызывающимъ голосомъ Зинаида Алексѣевна.
— Прекрасно. Мнѣ только и нужно было констатировать этотъ фактъ. Не забывайте, что мы говоримъ попріятельски. Вы хотите изучать жизнь въ самыхъ яркихъ ея проявленіяхъ и берете Саламатова, какъ самый крупный экземпляръ, созданный россійскимъ Вавилономъ. Но увѣрены-ли вы въ томъ, что этотъ экземпляръ имѣетъ какъ разъ тѣ свойства, какія вы теперь ему приписываете?
— Увѣрена или нѣтъ, вамъ отъ того ни тепло, ни холодно.
— Пожалуйста, не нервничайте; если не хотите говорить по-человѣчески, тавъ я сейчасъ-же удалюсь… Я васъ считалъ вовсе не такой вздорной. Насильно милъ не будешь, поэтому я и не пристаю къ вамъ съ нѣжностями, съ упреками и возгласами. Я съ вами разговариваю о новомъ объектѣ вашего интереса. Такъ вѣдь я выражаюсь?
— Ну, давайте разговаривать, если вы ужь этого непремѣнно желаете.
Выговоривъ это, Зинаида Алексѣевна сѣла и даже немного придвинула стулъ.
— Кому-же начинать? — спросилъ усмѣхнувшись Малявскій.
— Да хоть я начну. Вы были правы, говоря, что топъ мой съ вами нехорошъ. Я сознаю это. Но вы человѣкъ очень рѣзкій и потому вамъ можно все въ глаза высказать. По крайней мѣрѣ, вы должны выслушать безъ гримасы, если желаете быть послѣдовательны. Мое сближеніе съ вами произошло оттого,
