о смерти речь шла.
– Но кто его?.. – начала я, и ответ пришел сам собой, стоило лишь посмотреть на лицо княжича. – Но зачем? – пересохшими губами спросила я.
– Он видел Всемилу мертвой. Он испугался, и я знал, что он будет пытаться убить тебя.
– Ты меня защищал? – изумилась я, чувствуя, как голова идет кругом, и тут же до меня дошло другое. – Видел Всемилу мертвой?
На последних словах мой голос сорвался, но Миролюб услышал и медленно кивнул, изучающе меня разглядывая.
– Когда пришла весть о том, что сестра воеводы нашлась, я думал, это ловушка для меня или отца. И то, как Будимир рвался пойти морем с ложной вестью, что мы с князем на той лодье, чтобы самому первым в Свири быть… Все это разом… А потом я увидел тебя. Ты страшно на нее похожа. Я понимаю, отчего ошибся Радим. Ты чуть иная, но похожа страшно. Да и история с пленом – хорошая придумка.
Почувствовав легкое головокружение, я поняла, что какое-то время не дышала. Я должна была бежать, кричать, что-то делать для своего спасения, но вместо этого смотрела на Миролюба во все глаза и понимала, что все бессмысленно. Даже если я сейчас с криками вернусь в Свирь, что мешает Миролюбу рассказать всем о своем открытии? Удостовериться в том, что я не Всемила, – дело пяти минут. Достаточно задать мне несколько вопросов или же попросить, скажем, испечь пирог или спеть любую песню, которую женщины порой пели здесь за работой. Впрочем, нужна ли им вообще будет какая-либо проверка, если княжич скажет свое слово? И что тогда? Не лучше ли Радиму узнать, что сестра умерла, чем столкнуться лицом к лицу с тем, что все это время привечал ту, кого называют в народе забавицей, нечистую силу, приносящую несчастья? Законы этого мира были жестоки. Вспомнить хотя бы отношение к Помощнице Смерти и к ее маленькой воспитаннице. Отчего-то мне думалось, что даже любимому воеводе не простят подобное. И что меня ждет? Позорный столб? Или какая другая смерть? Я ведь так и не узнала, как здесь наказывают женщин. Впрочем, вряд ли забавица будет считаться женщиной. Смешно. Я так долго ждала разоблачения, так боялась его… А оно пришло совсем неожиданно и совершенно не с той стороны, откуда могло бы.
Миролюб же после молчания продолжил:
– Я еще ребенком был, так мать всегда мне говорила, что старый хванец, который меня найти помог, сказал, мол, я погибну через деву, пришедшую в этот мир с другой стороны. Дитем я не знал, что такое другая сторона. Но мать повторяла это раз за разом. Потому-то отец и сговорил нас со Всемилой. Ее они знали, Всеслава знали, Радима. Златка, опять же, за Радима шла.
– Но этой женщиной могла быть любая, – еле слышно пролепетала я.
– Шутишь? – улыбнулся Миролюб. – В моей жизни не было женщин. Были лишь дворовые девки, чьи семьи я точно знал и кого видел еще босоногими и в коротких рубашонках. Ни одна заморская невеста даже не ступила на нашу землю. Отец отказывал всем, потому что мне уже суженая была обещана. Все было хорошо, текло как ручей в своем русле – и вдруг разом поменялось. Сначала Радим хванца притащил. А хванов князь ох как не любит. Верит, что, не промедли тот старый хванец, я бы при руке остался. Потом, когда вроде помехи не стало…
Я отступила от Миролюба, сжав в кулаке шаль на груди, и уперлась спиной в шершавый ствол ели. Все медленно стало вставать на свои места.
– Это ты убил Всемилу?
Миролюб наконец отвел от меня взгляд и вновь посмотрел ввысь.
– Будимир слишком хотел нашего с ней союза. Это ведь он ее отцу предложил. Он слишком давил, слишком торопил… А то, что хотел Будимир, всегда мне боком выходило.
– Почему? Ты же говорил, что он тебя от лихого люда спас!
– Спас. Потому что нужен я еще был, ясно солнышко. Чтобы Свирь получить. И не только… Теперь-то понятно, что здесь так всех манило.
Я сглотнула, вспомнив бедную Всемилу.
– Но что тебе мешало получить Свирь, женившись на ней?
– Я бы не получил Свирь. Радим здесь всему голова. Люди верны ему. Но все бы изменилось, не явись сюда ты.
Я непонимающе помотала головой.
– Он бы потерял верность своих людей, коль и дальше рвался бы в море на ее поиски. Пока Всемилу искали, много воинов полегло. Дружина уже роптать начинала, что головы за дурную девку кладут. Рано или поздно Радим бы сам сложил голову – либо в сече, либо свои бы помогли. И Свирь была бы подо мной. Но появилась ты.
Странное дело, в голосе Миролюба по-прежнему не было ни злости, ни ненависти. Только усталость.
– Как все глупо, – произнесла я, – Радим бы не умер. Его же Святыня эта хранит.
– Тогда я о том не знал.
– Столько людей погибло зря. Ты даже не знал, что искать в Свири. Просто надеялся на какие-то свитки. Они могли ничего не сказать!
– Тебе не понять, – откликнулся Миролюб. – Когда веры людям нет, древним письменам пуще прежнего веришь. В них защита, они – ключ к власти.
– Ты и так станешь князем. У тебя и так власть. Куда еще-то? – искренне удивилась я.
– Ты даже подумать не можешь, сколько лет я приучал себя не слушать шепот, не вздрагивать от жалостливого «калечный». Княжич, чье увечье видно каждому! В скольких боях я должен был победить, прежде чем меня признала дружина! Иль ты думаешь, что Любим привел меня за руку, сказал: «Вот он сын, любите его и служите верой и правдой»? Нет. Так в жизни не бывает. А бывают злые слова, да завязанные намертво тесемки, да срезанные подпруги, да шутки, шутки проклятые.
Голос Миролюба звучал тихо, но в нем было столько едва сдерживаемой яростной боли, что я куталась в шаль все сильнее. Я не была виновата в его увечье, я боялась его сейчас до смерти, но при этом – и с этим ничего не могла поделать – мне было отчаянно жаль искалеченного мальчишку.
Миролюб замолчал, и последовавшая за его монологом тишина была еще страшнее. Мы стояли в паре метров друг от друга и молчали. Я разглядывала его, пытаясь найти в нем хотя бы один признак чудовища, способного так легко убивать ни в чем не повинных людей, и не находила. Я помнила, как выглядел Ярослав в момент гибели Всемилы. Он улыбался и был чужим и очень страшным. А Миролюб выглядел так же, как обычно. Разве что непривычно усталым. Мне дико хотелось, чтобы он сказал что-то вроде «шутка», и, клянусь всем, что есть, я бы простила ему эту идиотскую шутку. Я бы ни словом не попрекнула. Но он молча смотрел на меня, словно о чем-то размышляя.
– Ты рассказываешь мне все это, потому что собираешься убить?
Странно, но мой голос прозвучал ровно. Отчасти из-за того, что я все еще не верила в происходящее.
– Я должен. Я всегда это знал. Но тебя словно бережет что-то, – прищурился он.
Холодея, я подумала о змее.
– Так змея была?
– Была, – не стал отпираться он.
– Ты устроил пожар в собственном доме? – воскликнула я.
– Его потушили.
– А если бы нет?
– Его бы потушили. Я не дурак.
– Миролюб-Миролюб. – Я закрыла лицо руками и покачала головой. – Я такая дура, – призналась я. – Я ведь так тебе верила! Даже когда Альгидрас говорил не верить, я все равно верила. Думала все: что ж ты так со мной возишься? Как никто здесь! А ты каждый раз думал, как меня убить? Да?
– Не каждый раз, – тут же откликнулся он.
Я едва истерически не расхохоталась от абсурдности этой фразы.
– Говорю же, не поймешь, – произнес Миролюб с досадой.
– И что теперь? Ты меня убьешь? А дальше? Охрана нас, допустим, не видела, но был этот, как его… мальчик на лодье.
– Мальчики на лодьях, бывает, за борт падают да шею ломают, – пожал плечами Миролюб.
– Но Радим же обязательно спросит. Ведь люди видели, что ты шел со мной.
– Ты еще не поняла? Я могу любого убить без суда. Я сын князя!
– Но ты сам сказал: то, что простят кровному, не простят
