достойного преемника. А преемников, к сожалению, не наблюдалось. Крупные акционеры холдинга это прекрасно понимали, потому Лялькин Григорий Валерьевич был уже бессменным президентом с самого рождения «Нового века».
Мячиков, вжавшись в кресло, мучимый одышкой, пугливо озирался по сторонам, словно боялся, что вот Лялькин театрально взмахнет рукой или платочком, который извлечет из кармана пиджака, и в кабинет ворвутся киллеры, которые сделают из Мячикова решето. Он говорил неуверенно, мямля, чуть ли не теряя сознание от страха. И Лялькин, человек бесстрашный, не привыкший идти на компромиссы и всегда достигающий своих целей, чувствовал к Мячикову разве что непреходящую брезгливость.
– Я справлюсь! Сделаю! Ты мне, кажется, это говорил? – Лялькин на мгновенье замедлил шаг и остановился за спиной Мячикова. – А что в итоге? Стрельба по всему городу! Убийство этого Чуба, который почему-то, Константиныч, ехал в твоей машине и с твоей женой! Я бы тебе советовал присмотреться к ней повнимательней, доходят до меня слушки, что баба она гулящая. Даже консьерж с твоего подъезда заметил! Да и шумиха из-за чего? Что ты мне за бумажки принес? Ими только одно место можно подтереть! Что они для меня? Зато теперь, Константиныч, благодаря твоей активности газетчики только и знают, что писать о моей компании. Неужели нельзя было спокойней этот вопрос уладить? Получается, ты оказал мне медвежью услугу!
Мячиков хотел было что-то возразить, но язык словно присох к нёбу и он был перепуган так, что, наверное, забыл свое имя.
– Если бы не эта буча, которую из-за тебя подняли, мы бы нормально работали! А теперь полюбуйся! – Лялькин положил на стол перед Мячиковым газету и ткнул пальцем. – Смотри! Теперь с транспарантами митингуют! Грозятся жалобы в международные инстанции писать! Прочь руки, варвары, от культурного достояния нашей Родины! И все почему? Да газетчики всполошились, откопали откуда-то этого фанатика, который чуть ли не общественное движение готов создать в защиту своего музея. Теперь мы как под лупой, Мячиков!
Лялькин снова отошел от его кресла, словно давая возможность Мячикову оправиться. Лялькин, как ни старался сдерживаться, все не мог успокоиться. Такая промашка вышла. «Что ни дай дураку, все провалит, – думал Лялькин. – И еще в самый неподходящий момент! Я думал, что уже все закончилось! А тут только началось! Только одних замолчать заставили, как другой заговорил. Психопат-фанатик. И упрямый же, сволочь! Сколько раз ему предлагали замолчать, не гавкать, а все равно ведет себя как сумасшедший! Предлагали же ему другую работу и бонус – десять косарей зелени. А он точно, наверное, больной. В его положении я бы от таких денег не отказывался. Сколько он там проработает и на пенсию выходить, и какая ему разница, мы же его не с квартиры выселяем. Построим нормальный элитный комплекс вместо этой халупы. Он радоваться должен, что там развитая инфраструктура будет! Нет, блин, уперся. Заладил: «традиции, история, преемственность». Ну че с ним делать? Из-за него проверки повалили, мол, мутим мы воду и общественность дурачим. Дальше – больше, не нравится мне это гавканье».
Стук в дверь оборвал мысли Лялькина, он словно очнулся и, увидев жирный затылок Мячикова, с гадливостью подумал, что этот недоносок все еще тут и вместо того, чтобы поразмыслить как выйти из сложнейшей ситуации, трясется за свою шкуру и на все готов, только бы Лялькин его не уволил.
– Да-да, входите! – ответил Лялькин, зная, что это не кто иной, как секретарша. Он ее любовно называл «секретуткой». Секретутка была что надо: выше Лялькина на голову, с холеным загорелым лицом и статной фигурой, еще и носила все покороче, а главное – к посягательствам Лялькина относилась лояльно, можно сказать, даже доброжелательно, за что и получала ощутимую прибавку к жалованью. Лялькин любил симпатичных секретарш, оттого что с самой молодости был падок на красивых женщин, но потом на время отказался от них, женившись на одной-единственной, однако, когда занял влиятельное положение в обществе, появились большие деньги и возраст начал поджимать, верх взяла полигамность.
Секретутка с независимым и несколько отстраненным выражением лица принесла поднос с кофе и, даже не взглянув на Мячикова, словно он был самым заурядным смертным, тихо удалилась. Лялькин проводил ее самодовольным взглядом и подумал, что жена женой, все-таки столько лет вместе прожили, а увлечение увлечением, одно другому, как говорится, не мешает. Сел в мягкое кресло и, расслабившись, отъехал от стола к самой стенке, вытянув перед собой ноги. Лялькин не стеснялся Мячикова и вел себя при нем так, как будто был один. Да и если на то пошло, отчего это он, президент холдинга, должен стесняться генерального директора дочерней компании! Из какой дыры он вытащил этого Мячикова! Да тот ему до конца жизни обязан тем, что живет на Кутузовском, есть бабло и молодая жена, а как тот отблагодарил его вместо этого? Наделал одних косяков.
– Нет у тебя, Константиныч, простой человеческой благодарности. Я тебя вот на какие высоты вывел, – Лялькин картинно взмахнул рукой вверх. – Как ребенка за ручку. Я для тебя все условия создал, только работай, продавай и выполняй кое-какие мелкие поручения. А что происходит? Я знаю, как ты продаешь, один Чуб чего стоил, а вот с мелкими поручениями косячишь.
Мячиков так и не притронулся к кофе. В последнее время ему приходилось несладко. Жена подбавила огоньку, решив смыться с Чубом, еще и бабки с собой прихватила. Хорошо хоть, что ее поймали, он дома избил ее как следует, теперь неделю будет отходить, узнает, как против мужа идти. Само собой, пришлось разговаривать с ментами, объяснять въедливому Сорокину, как так вышло, что Чуб был убит в его машине. Грозили привлечь как подозреваемого, но пока ограничились его свидетельскими показаниями. Шутка ли, Сорокин ему в лицо заявил, что не исключает версию заказного убийства и он, Сорокин, это докажет, чтобы его, гниду, за решетку упечь на долгие годы. А Маша вообще ничего не кумекала, рассказала следствию, что с Чубом наставила Мячикову рога, а про само убийство и как попала домой, ничего не могла сказать. Мячиков больше всего боялся того, что Лялькин откажется вмешаться, уволит его и отдаст ментам, как ягненка на заклание, и тогда-то все ухнет в пропасть, вся его комфортная жизнь, к которой Мячиков так привык. Но Лялькин не сделал этого, а отмазал его и теперь пропесочивает, как умудренный жизненным опытом отец отчитывает нерадивого отпрыска.
– Фитилю поручал дело? – спросил Лялькин и прихлебнул
