и поджал губы.
Гортензия шумно вдохнула, но, видимо, только для того, чтобы собраться с силами.
– Юный Шаттенбарт, ты так шутишь или издеваешься над памятью своего бедного дядюшки?! – рявкнула она с таким ожесточением, что Карлман отшатнулся к стене. – Придаешь себе веса дикими заявлениями, в то время как он исчез и, возможно, пропал… Мы попали в крайне затруднительное положение, а ты плетешь какую-то ерунду, да еще о картах! Разве не с карты начались все наши беды? Все из-за нее, из-за карты проклятого места, куда никогда не должен заходить квендель в трезвом уме и твердой памяти! Она всем принесла одни только несчастья! Ведь твоему дяде, а теперь и нам приходится бродить по этим жалким тропам…
Она остановилась, чтобы перевести дух, но тут вмешался старик Пфиффер.
– О какой карте ты говоришь? – спросил он Карлмана. Выражение его лица было серьезным, и он говорил с юношей как со взрослым. – У Эппелина Райцкера есть такая карта? И на ней указаны тайные тропы, а не старые знакомые дороги Холмогорья? Он показывал ее тебе или просто хвастался, что подслушал то, что не предназначалось для его ушей?
Карлман опустил глаза под градом настойчивых вопросов. Как неприятно, что он выдал драгоценный секрет Эппелина! Теперь, когда после упреков Гортензии за него взялся старик Пфиффер, что-то подсказывало Карлману, что уйти от ответа не удастся.
Он пристально посмотрел на Одилия и с удивлением обнаружил, что вблизи глаза у него вовсе не кажутся старыми. Они были светло-зелеными, как прозрачный ледник в горах, странно лучистыми и производящими неизгладимое впечатление. Юный квендель моргнул и посмотрел в сторону, в темноту, куда не доставал свет фонаря. И тут же вздрогнул: это зеленое сияние встретило его и там, хотя старик не двинулся с места. Вместо него на выступе в стене сидел кот Райцкер. Рыжий хитрец застыл, как каменная статуя в парке Краппа, только блестели зеленые глаза. Карлман сглотнул – он не видел никакой разницы между глазами животного и его хозяина.
– Так что, есть у Эппелина такая карта? Ты ее видел? Говори! – Властный голос Одилия донесся будто издалека.
Карлману вдруг стало безразлично, выдаст он чужой секрет или нет. И он заговорил:
– Карта есть, но она принадлежит его деду, Бозо. Эппелин ее однажды увидел у него в кабинете.
– Что он там делал?
– Бозо сидел на веранде и попросил Эппелина принести кисет с табаком, который забыл в кабинете. Эппелин вошел туда, а на столе среди книг и бумаг лежала карта. Ему случайно бросилось в глаза название «Сумрачный лес», и позже он тайком вернулся, чтобы рассмотреть все внимательнее. Эппелин заглядывал туда еще несколько раз, потому что карта лежала на месте довольно долго. Она показалась ему очень старой, и, должно быть, ее было трудно читать еще и потому, что некоторые имена написаны странным крючковатым шрифтом.
– Гномьи руны… Какая небрежность со стороны старого Райцкера – оставлять важный артефакт без присмотра, – пробормотал Одилий и уже громче снова обратился к Карл-ману: – Тогда откуда юный Эппелин так хорошо знает, что под живой изгородью начинается подземный ход, да еще ведущий под Холмогорье?
– Сначала он расшифровал название леса, потому что оно было написано нашими буквами, а потом кое-что еще, – ответил Карлман, теперь стараясь не забыть ничего важного. – Вот, еще я вспомнил, как Эппелин сказал, что кто-то добавил на ту карту несколько названий, иначе многих старых было бы не понять. А так он смог найти тропинку вдоль живой изгороди, а за ней Колокольчиковый лес, только у него было другое название, которое я не помню.
– Но откуда он узнал о туннелях? – нетерпеливо переспросил старик.
– Они были там помечены, – пояснил Карлман. – Ярко-красным цветом, как сказал Эппелин, чтобы не пропустить. Я даже запомнил, как он говорил о «старом туннеле» и «мертвой галерее». Из таких названий сразу ясно, что тропы идут под землей. Одна из них выходит к старому кургану за Зеленым Логом. На карте он называется Хульдахус, поэтому Эппелин считает, что эти ходы построили подземные жители. Ведь гномы живут в горах и вытесывают все из камня, а рыться в земле, как полевки, – ниже их достоинства. Так он слышал от деда, который тоже знает толк в старых легендах. В общем, эти туннели построил народ хульдов – так считает Эппелин. Вот и все, больше я ничего не знаю, – заключил Карлман, потирая лоб, будто после напряженной умственной работы.
– Так-так, юный и находчивый, как весенняя орхидея, кто бы мог подумать! – пробормотал старик Пфиффер, однако никто не понял, что он имел в виду. На этом расспрашивать Карлмана он перестал и как-то невпопад произнес: – Я достаточно наслушался, простите меня, но другого выхода не было.
– Я тоже достаточно всего услышала, – с горечью сказала Гортензия, – но ничего не поняла. Что из того, что Бозо Райцкер из Квенделина не менее чудаковат, чем старина Бульрих Шаттенбарт из Зеленого Лога, и тоже увлекается странными картами?
– Все просто, – ответил Одилий, – теперь я знаю, в какую сторону нам нужно идти, чтобы благополучно вернуться в деревню.
– И идти вы предлагаете по этой лестнице? – вскричал Биттерлинг. – Только без меня, мне и тут хорошо!
После этих его слов воцарилась тишина. Старый Одилий Пфиффер переводил вопросительный взгляд с одного на другого.
Только на лице Карлмана вместе с усталостью читалось молчаливое согласие. Ему не терпелось пройти по путям таинственной карты, о которой он услышал первым. Кроме того, он доверял Одилию.
С некоторым удивлением Карлман обнаружил, что не боится грядущего. События этой ночи закалили его. Ему все больше казалось, что они переживают один ночной кошмар за другим, как будто лишившись собственной воли – совсем как во снах, когда волей-неволей приходится терпеливо сносить происходящее. И поскольку все шло своим чередом, возможно, им с самого начала не нужно было ничего решать, а лишь следовать чужой воле, направлявшей их от одного испытания к другому, подобно тому, как дети отправляют попавших в ловушку гусениц или жуков в лабиринт с препятствиями, которые сами же и создают. Теперь квендели сами стали жуками, вырванными из привычного существования некой зловещей силой. Смогут ли они пройти последнее испытание? И последнее ли оно? Эти вполне взрослые мысли проносились в голове утомленного Карлмана.
– Елки-поганки, мышиные ваши души! – Внезапное восклицание Одилия вывело квенделей из задумчивости. – Кто вы? Жалкие трусишки или отважные квендели, которые не раздумывая отправились в самую темную ночь, чтобы спасти друга от гибели? Я отказываюсь верить, что у вас не хватит смелости
