Книга Когда развеются миражи - Оксана Хващевская

до такой степени, чтобы из-за этого лицемерить и притворяться. Ариан? Он знал о ней больше, чем кто-либо другой, и понял, если бы она отказалась. Так почему она все же согласилась? Стало жалко Гончарова? Или, наоборот, хотелось увидеть, как он умирает, ведь она ненавидела его. Сейчас Юля вряд ли способна ответить на эти вопросы. К концу пути разболелась голова. Сказывалась бессонная ночь, долгая дорога и стресс. Хотелось принять ванную, а потом забиться в какой-нибудь уединенный уголок, натянуть одеяло и уснуть. Но это из области фантастики. И еще непонятно, где и когда она вообще сможет отдохнуть. А уж что ее ждет за стеклянными дверями больницы, где сейчас умирает Гончаров, вообще неизвестно.

Как Юля и предполагала, Ариан не стал задерживаться. Они остановились лишь однажды на полпути к Москве, чтобы размять ноги, сходить в туалет и выпить кофе. Все это время Старовойтов оставался на связи со своим отцом, и как только они въехали в город, мужчина попросил шофера езжать к больнице.

Бесконечные больничные коридоры и переходы, голубые стены, неяркий свет люминесцентных ламп, запах дезинфицирующих средств, лекарств и стерильности. Медперсонал, попадающийся на пути, чьи-то голоса и звук каблучков о кафель плитки, слишком громкий, слишком навязчивый.

Юля плотно сжала губы, мимоходом убрав с лица прядь волос, и вцепилась руками в полы халата, стянув их на груди.

Машинально кивнув присутствующим, но никого не видя перед собой, Шарапова остановилась у большого окна, забранного приподнятыми жалюзи.

Год назад, покидая Москву, ей казалось, ничего, кроме ненависти и презрения, она не оставляет за собой. Уезжая потерянной, испуганной и раздавленной, Юля не думала в тот момент о том, что увозит с собой. А уж то, что тогда творилось в сердце, и вовсе пугало. И меньше всего в тот момент ей хотелось думать о Гончарове. Проще было вычеркнуть его из своей жизни и навсегда обо всем забыть, чем думать, вспоминать и анализировать, приходить к каким-то выводам. Возможно, она опять пыталась обмануть себя, желая любой ценой обрести покой. Но, несмотря на все произошедшее, Юля никогда не желала Гончарову смерти.

Шарапова смотрела на него сквозь стекло, в котором отражались лица собравшихся, не отрывая широко распахнутых глаз, и пыталась примирить воспоминания о том человеке, которого знала, и этого, обездвиженного и сломленного, жизнедеятельность которого обеспечивали аппараты. Пыталась и не могла.

Матвей Юрьевич, которого она знала, циничный, жесткий, самовлюбленный мачо. Его волновали только собственные удовольствия и прихоти, одной из которых была и она сама, никогда бы не стал страдать от неразделенной любви, предательства и разбитого сердца. Он презирал и смеялся над всем этим, и не знал, что это такое! Но сейчас муж лежит за стеклом, находясь на грани жизни и смерти, и это обстоятельство являлось видимым подтверждением всего, о чем говорил Ариан. Так, может быть, цинизм, равнодушие и пренебрежение были только маской, за которой Гончаров, подобно ей самой, прятал свои чувства? Она не любила его и не скрывала этого, а он был слишком горд, чтобы выставить себя посмешищем, признавшись ей в любви. Зная его, Юля предполагала, Матвей Юрьевич скорей бы умер, чем допустил такое. Лишь однажды самообладание изменило ему, и слова о любви сорвались с губ, только она не пожелала их услышать. Он обидел ее, но ведь и ему тоже было больно. А если он умрет?

Самое страшное, что пугало Юлю и не давало покоя по дороге в Москву, это реакция и чувства, которые она может испытать, глядя на него, прикованного к больничной койке. Она страшилась тайной радости и некоторого торжества, но вместо этого была лишь растерянность да слезы, подступающие к глазам. Юля закусила нижнюю губу и снова потянулась к золотому крестику.

— А что здесь делает эта мерзавка? — вдруг раздался за спиной резкий и гневный возглас.

Шарапова медленно обернулась и оказалась лицом к лицу с госпожой Гончаровой, высокомерной и дородной дамой, матерью Матвея. Первый и последний раз они встречались на их свадьбе. Но и этого оказалось достаточно, чтобы у Юли напрочь пропало желание продолжить знакомство и общение.

— Кто разрешил ей здесь быть? Кто позвонил, как она посмела явиться? Ведь это все из-за тебя! Ты довела его до такого состояния! Господи! И что он только в тебе нашел! А-а-а… — протянула она, и столько в голосе было яда и презрения, что Юля даже вздрогнула. — Ведьма! Ты же ведьма, я всегда говорила Матвею, ты приворожила его! Колдуешь там в своей проклятой дыре! Ты приворожила его, приковала к себе, а потом бросила! Но и этого тебе показалось мало! Теперь ты решила избавиться от него! Конечно, денег-то нет! А жить привыкла на широкую ногу, ни в чем не отказывая себе! Явилась в надежде получить наследство? Рада, небось, видеть его в таком состоянии? Только знай, милочка, если с ним что-то случится, ты не получишь ни копейки! — сказала, словно выплюнула, женщина и замолчала, переводя дух.

Юля не прерывала Гончарову, не отворачивалась, не пыталась ответить. Она просто стояла и смотрела на нее, внутренне вздрагивая от ненависти и злобы, сквозивших в словах, глазах и интонациях. Она не понимала, за что та ненавидит ее, но сейчас не чувствовала к ней прежней холодной неприязни, которую Гончарова вызвала в ней при первой встрече. Сейчас Юля сочувствовала ей, но пожалеть не могла.

— Я так понимаю, наследство — единственное, что вас беспокоит? — совершенно спокойно спросила она. — По этому поводу можете не волноваться. Мне не нужны ваши деньги. И если это все, что вас беспокоит, я, пожалуй, отойду! — Юля говорила подчеркнуто вежливо.

Шарапова не стала дожидаться ответа. Отвернувшись, она шагнула к Старовойтовым, оставляя ту недоуменно моргать.

— Андрей Михайлович, вы видели врача? Что он говорит? — спросила девушка.

— Буквально полчаса назад врач был здесь. Прогнозы неутешительные, Юля. Он все еще не пришел в себя, и это беспокоит больше всего. У него сломано несколько ребер, перелом ключицы, сильно повреждена нога, но всерьез беспокойство вызывает черепно-мозговая травма. Именно из-за нее он в коме. И еще неизвестно, чем это может обернуться для него. Единственное, что радует, у него практически не повреждены внутренние органы. Врачи делают, что могут, нам же сейчас остается лишь ждать и молиться.

— Юля, возьми, пожалуйста, кофе, — к ней подошел Ариан и протянул стакан с горячим ароматным напитком. — Ты устала, и будет лучше, если я отвезу тебя к нам домой. До вечера здесь останутся мои родители и мама Матвея, а к ночи мы сменим их!

— Спасибо,