Я просто не могу поверить в то, что ты написала в своем последнем письме. Твоя тетя чуть не плакала, читая его. Неудивительно, что тебе стыдно, но должен сказать тебе, что совершенное тобой преступление настолько…»
– Что ты там делаешь?
Нелл приподнялась на локте и взглянула на то, чем занимается Елена. Но та, внезапно забыв все свои самооправдания, виновато захлопнула альбом.
– Он лежал на самом дне, – обернувшись, пояснила она.
Нелл, нахмурившись, села, кинула взгляд на альбом и быстрым движением выхватила его из рук Елены. Она на мгновение открыла его, заглянула внутрь и тут же захлопнула.
Ветер с безжалостным упорством продолжал стучать в окна.
– Я… – виновато начала Елена.
Лицо Нелл исказилось от страха, потрясения и гнева – одинаково сильных чувств, стремительно сменявших друг друга.
– Это мое! – чуть ли не выкрикнула она, и Елена безропотно кивнула.
– Прости, Нелл.
Но та не ответила и прижала к груди альбом, словно это было Святое Писание.
Майклу было предъявлено обвинение в убийстве его отца, Альберта Блума, и его отвели в камеру. Сорвин по телефону отчитался Таннеру о проделанной работе и вместе с Беверли отправился в свой кабинет.
– Ну что, ты – пай-мальчик, Таннер доволен?
– Вполне.
– И все же я считаю, что здесь что-то не так, – улыбнулась Беверли.
Сорвину это порядком надоело, но он сдержался, поскольку пребывал в благодушном настроении.
– Зато его рассказ согласуется с имеющимися фактами. – Он потряс головой. – Нет, это какая-то глупость. Свидетели из паба утверждают, что Блум готов был убить своего отца. И он полагает, мы поверим в то, что он просто бросил его и пошел домой спать.
– Знаешь, Эндрю, у свидетелей есть дурная привычка переосмысливать события в свете позднейших сведений. Обычный яростный спор превращается в намерение убить, когда выясняется, что один из споривших мертв.
– Ну а если Блум говорит правду, то как Альберт Блум оказался на пустоши? От паба до Стариковской Печали не меньше восьми километров. Не мог же он проделать такой путь зимой в полной темноте?
– А почему нет? Судя по всему, он часто ходил пешком. А может, его кто-то подбросил на машине.
– Может быть, даже Майкл.
Беверли покачала головой.
– На мой взгляд, это маловероятно. Если он был в таком бешенстве в пабе, трудно себе представить, что он зашвырнул старика в свою машину, отвез его на пустошь и там дал волю своим чувствам. Вряд ли. Очевидно, что нападение было совершено внезапно.
– Это сделал Майкл Блум, – упрямо повторил Сорвин. – Он ненавидел своего отца, он поругался с ним за два часа до смерти последнего, и у него нет алиби.
Беверли вздохнула. Он почти убедил ее.
Но только почти.
В дверь постучали, и в кабинет заглянул Джексон.
– На ночь его устроили.
– Спасибо.
Однако Джексон не торопился закрывать дверь.
– Бедняга, – продолжая стоять в дверях, заметил он.
– Кто? Майкл Блум? – вскинула голову Беверли.
– Да.
– Ты шутишь?! После того, что он сделал со своим отцом?
Джексон покачал головой.
– Вы никогда не видели, что делал его отец с ним и Фионой.
– Трудно представить, что этот старый бедолага был способен на такое, – ответил Сорвин.
– Да, – входя в кабинет, произнес Джексон, явно обрадованный тем, что может внести свою лепту в это дело. – После того как Альберт свалился с лестницы, все изменилось.
– А-а, тот самый «несчастный случай».
Джексон кивнул с самодовольным видом.
– Он очень долго пробыл в больнице. И вышел оттуда уже другим человеком. Совсем другим.
– И насколько я понимаю, Майкл не имел к этому никакого отношения? – спросила Беверли.
– Да, у него было алиби. Шесть человек под присягой показали, что видели его.
Сорвин взглянул на Беверли – они оба подумали об одном и том же.
– Это еще ничего не значит, – заметила Беверли.
– Конечно, – ухмыльнулся Джексон.
Закон джунглей. Но с другой стороны, разве она имела право судить?
Джексон с гордым видом вышел из кабинета.
– Интересно, но, думаю, не очень существенно, – заметила Беверли, обращаясь к Сорвину. – Но в конце концов, это твое дело, Эндрю. Может, ты и прав и экспертиза поставит все на свои места.
– Вот увидишь, – улыбнулся Сорвин. – Ты хорошо меня обучила, Беверли.
– Я старалась, – улыбнулась она, принимая комплимент.
Сорвин откинулся на спинку кресла и потянулся.
– Боже, какой длинный сегодня день!
– Зато ты поймал убийцу. А такое происходит не каждый день.
– Кстати, суперинтенданта надо поставить об этом в известность.
Сорвин протянул руку к телефону, и Беверли встала.
– Может, выпьем попозже? – спросила она.
– Почему бы и нет? – помедлив, улыбнулся он. – Как в старые времена.
– Да, сможем предаться воспоминаниям. До сих пор у нас не было времени это сделать.
Выходя из кабинета, Беверли заметила знакомый блеск в глазах Сорвина и поняла, что он по-прежнему испытывает к ней интерес.
Телефонный звонок разорвал тишину. Они посмотрели друг на друга и одновременно осознали, что, кто бы это ни был, его звонок во всеуслышание заявлял о совершенном ими грехе. Сорвин протянул руку и снял трубку.
– Алло?
Беверли откинулась на спину и, уставившись в потолок, стала прислушиваться к разговору.
– А, привет, Салли.
Беверли улыбнулась, тотчас позабыв о чувстве вины: ничто не могло затмить чувство одержанной победы.
– Нет-нет. Просто отдыхаю.
Отдыхает? Улыбка Беверли стала еще шире. За последний час у них было всего несколько минут, которые с натяжкой можно было назвать отдыхом.
– У нас произошло второе убийство.
Несомненно, это была серьезная новость.
– Убит Альберт Блум. Он жил в Вестерхэме.
Последовала еще одна пауза.
– Множественные колотые раны. Отвратительное зрелище.
Беверли попыталась представить, чем занималась в последний час констебль Фетр; она сомневалась, что ее деятельность была сопряжена с подобным количеством плотских удовольствий.
– Его сын. Еще не признался, но у него был мотив и была возможность, а алиби нет.
