рукой по своей щеке.
– Отвалилось наконец-то, – я обошла бордюр и села рядом с приятелем. Он, что характерно, отодвинулся. – Есть в жизни счастье. От этой дряни всё лицо зудело, а голова постоянно потела и страшно чесалась.
– А трость? – Илья ещё отодвинулся.
– Сойдет за неё? – я протянула руку с браслетом-«бабочкой». – Про театральные эффекты ты верно подметил, но ведь и «бабочка» помогла «меня» опознать. Проверь, она?
– Она.
– Снимай.
– Зачем? Это…
– …выдаёт меня с потрохами. Сними. Пожалуйста. Спасибо.
Илья протянул руку, и браслет сам соскользнул в его ладонь. Я ободряюще улыбнулась:
– Выше нос. Грядёт большая драка. Но это ты уже понял.
– Как и то, что приют – ни черта не приют, – Илья поджал губы. – Фикция. Ширма.
– Бомба, – поправила я, растирая запястье. – А где все беззащитные ведьмы с даром, ты, наверно, и сам понял.
– В катакомбах. И «сурок» не сам по себе взялся из ниоткуда, – сухо прокомментировал он.
– Кстати, он жив, – я спрятала улыбку. – Утёк под землю от тебя подальше. Нам нужно было время для подготовки. И свободная площадка без конкурентов.
– И это тоже очень своевременно… – приятель скривился. – Может, заодно и происхождение несуществующих «шакалов» объяснишь?
Я закатила глаза и цокнула языком:
– Знаешь, всегда мечтала, чтобы со мной наконец рискнули выяснить отношения. Но все не то боялись, не то стеснялись… Чего?
– Да ничего. Просто ребята попадались умные, – он глянул насмешливо, – понимали, что ты соврёшь – недорого возьмёшь. И не видели смысла получать в ответ ещё пару ушатов лжи.
– О, – я поджала губы, – печально. С одной стороны. А с другой… – я многозначительно улыбнулась.
Повисло молчание, заполненное шелестом сосновых макушек. Ненадолго. Илья раз глянул на меня исподлобья, второй, сощурился и заметил:
– Ты выглядишь так, будто обманула целый мир.
– Пока нет. И не целый, а небольшую, но вредную его часть, – я вытянула босые ноги и пошевелила пальцами. – Но я собираюсь. Вернее, мы. И это будет обман десятилетия.
– Что ж так слабо? – он иронично поднял брови. – Почему не столетия?
– Потому что я очень скромный человек, – пояснила с достоинством. – И не собираюсь загребать себе всю славу. Да и рано делить шкуру неубитого медведя.
Снова повисло молчание.
– Собственно, Илюх, я забежала на минутку, – теперь я заговорила первой. – Избавиться от «бабочки»…
– …и велеть никуда не соваться, – продолжил он едко.
– Напротив, – я повернулась к нему и улыбнулась. – Мы не требуем от природы невозможного, а тебя нереально оторвать от твоей нечисти. Однако Ужка попыталась и подсыпала тебе в чай снотворного.
– Да? – приятель озадаченно ущипнул себя за щёку.
– Ты спишь, – подтвердила я, – а я тебя разбужу. Но об одном попрошу – ничему не верь. Вообще. Не ломай модель, – и отвернулась. – Меня ждёт увлекательнейшая игра – самая сложная из всех прежних. Поболей за меня. И, дара ради, не вмешивайся, что бы ни увидел.
– А-а-а, – понял он, – готовишься? Морально собираешься?
– Сотни масок, тысячи ролей, помнишь? – я встала. – Бездна опыта. Полная готовность. И полная неготовность. Есть три вещи, к которым никогда не получается должным образом приготовиться, – смерть, любовь и жизнь. И жизнь – это самая паскудная штука. Самая затяжная и непредсказуемая.
– Это была пятиминутка нытья и страданий? – приятель поднял голову. – Конечно, поболею. Я, между прочим, твой давний фанат. Местами.
– То есть при живой встрече не придушишь за всё хорошее? – я усмехнулась.
– Соблазн велик, – признал Илья, – но я обещал Анатолю Михайловичу сдать тебя на нужды науки. Он пригрозил, цитирую, что отравит любого, кто помешает ему испытать новое изобретение, удовлетвориться результатами и любоваться ими всю оставшуюся жизнь. А я его слишком уважаю, чтобы перечить. Но что-нибудь придумаю, – добавил великодушно. – Одно ж фанатеет, а второе требует компенсации морального вреда.
И у меня на душе так потеплело, что жить захотелось. Да, всё решит не то, у кого круче нечисть и источники, нет…
– Вставай, – я протянула руку. – Тебе пора.
– А тебе? – он встал и сжал мою ладонь.
– Ещё есть в запасе минут десять. И мечта, – за неимением трости я указала на лестницу свободной рукой и топнула: – Одолеть это проклятое орудие пыток на своих двоих, без трости, обезболивающих и Русиных манипуляций. Пойду и осуществлю. Порепетирую, – и мягко толкнула его в грудь. – С даром, Илюх.
– Стоп, – он устоял на ногах и потребовал: – Подсказку. Бабушка говорила, что сны – это территория ведьм, где им всё можно. Забрала одну подсказку – давай другую.
Я поколебалась, оглянулась на лестницу и быстро сказала:
– Ладно. Эф сегодня будет много. А вот Аделина одна. Но чтоб я этого имени не слышала. Не свети им. Рано. Иди, – и вытолкнула его из сна.
И сама проснулась, не успев осуществить мечту. На меня в упор смотрело несколько горящих глаз – три «ящеркиных» и один лунный, огромный красно-оранжевый, закрывающий треть неба. Я потянулась, потёрла затекшую от неудобной позы «сидячего сна» поясницу и негромко спросила:
– Тишина?
«Ящерка» кивнула. Ухватившись за низкую ветку, я встала, поправила одежду и проверила карманы: все шесть на широких спортивных штанах забиты необходимыми зельями – больше мне этой ночью ничего, кроме «сонных царств», не понадобится. Но сущность старой перестраховщицы всё же заначила кое-что в карманах толстовки. Да и не всегда я перестраховщица. Иногда я просто… вещая.
– Иди, – я посмотрела на «ящерку». – Помогай тем, кто у приюта, – там будет жарко. Я справлюсь, не волнуйся.
Верная подруга изобразила недовольство, раздув клобук и сплюнув чем-то огненно-дымящим, но послушно юркнула в кусты. Прошуршал хвост, и лес снова накрыла тишина. Та, которую я не любила больше всего, – глухая, беззвучная, затаившаяся. Когда шаги кажутся запредельно громкими, когда вздрагиваешь от случайного шороха, и нервы, натянутые тетивой, готовы сорваться, отправив в полёт стрелу, испугавшись собственного же громкого дыхания или неосторожного движения. Или, как в моём случае, не стрелу, а бомбу. Благо, я избавилась практически от всего опасного.
Ночь расползалась по лесу густым озёрным туманом. Наступив на «ящеркино» заклятье и потушив искры, я осторожно, шаг за шагом, пошла по тропе к озеру. Загодя я исходила лес вдоль и поперёк, выучив все ямки и кочки, и могла передвигаться хоть с закрытыми глазами, хоть на ощупь, хоть бегом, хоть ползком. И малейшее отступление от привычного – внезапное дерево или куст – будет знаком. Как и внезапное насекомое или злосчастный дневной ворон. Или…
– Выходи, – под зельем ночного видения и расширения пространства я видела чётче и дальше обычного. И сразу заметила быстрое движение стоячего воздуха.
Туман поглощал лес, как ночь поглощает день, оставляя видимыми осколки и
