тебе понравится, – Нина склонилась к уху Токаря. По ее щекам текли слезы. – Это не больно. Как сходить в туалет, – она улыбнулась, тепло и искренне, – только наоборот.
«Стой! Не надо! Почему я не умираю?!..»
Глава 5
«Жестокое тройное убийство произошло прошлым днем на сто тридцать пятом километре трассы М4 возле одной из придорожных гостиниц. Убитые – мужчины – были расстреляны из пистолета. По словам полиции, мотивом преступления могла послужить обыкновенная ссора, однако не исключается и связь с другими убийствами, произошедшими в Москве примерно в это же время, так как полиции удалось установить связь между убитым оперуполномоченным и предполагаемым убийцей троих мужчин. Напомним, что минувшим вечером у себя в квартире были застрелены…»
Она сидела на полу, все у той же печи, и с тупым, опустошенным выражением смотрела на первые лучи еще прохладного солнца, пробивающиеся через щель в шторах. Она не слышала слов журналиста новостей. Сейчас он мог рассказывать о наступлении третьей мировой войны. Или о вторжении марсиан. Все это не имело никакого значения. Все было ей безразлично.
Голова Токаря покоилась на ее коленях. Нина рассеянно гладила его волосы. Изредка Токарь надолго закрывал глаза, но смерть не приходила. Тогда он нехотя открывал их вновь и мутным взглядом смотрел в одну точку.
– Ты был не прав. Ты ошибался, милый. Всю свою жизнь ты ошибался. И твоя любовь ко мне – лучшее тому доказательство.
Нина перевела взгляд на тень от солнечного света, которую отбрасывал перевернутый стул. Покачала головой. Улыбнулась.
– Кит.
С улицы послышались голоса женщин, с утра пораньше идущих продавать клубнику к дороге. Начинался новый день.
– Ты так ничего и не понял. Даже в самом конце. Не осознал. Ты думал, что мной движет жажда мести. Как глупо. Впрочем, я и сама так думала. Но я, так же как и ты, ошибалась. Думаешь, вы убили Германа? Когда ты впервые встретил его, он уже был мертв, только вы этого не видели. Он продолжал ходить, есть, спать, разговаривать, но поверь, перед вами был мертвец…
* * *
Что ты знаешь о смерти, когда тебе восемнадцать?
Ты знаешь, что ее нет. Что ее не существует…
Мы познакомились с ней в актовом зале нашего музыкального колледжа. Она только поступила на первый курс.
Мне не важно, что вы думаете о любви с первого взгляда. Вы несчастны, если не верите в нее…
* * *
– …Это не месть, глупенький. В какой-то степени я даже благодарна тебе. Ведь если бы не ты, я бы не появилась на свет…
* * *
Что ты знаешь о любви, когда тебе восемнадцать?
Она вечна…
У нас завязался роман. Мы не тратили время на притворство, на никому не нужные игры, на ханжество. Мы наслаждались каждой каплей наших чувств. Вырастая и глупея, вы зовете это пошлостью…
По вечерам я делился с ней своими мечтами о мировой сцене, о всемирной славе, о реве многотысячной толпы… Нина слушала и нежно улыбалась. Нам всего восемнадцать…
* * *
– …Слышишь мой голос? Я не злюсь на тебя, Токарь. Просто ты должен уйти. Мы должны уйти. Я давала тебе шанс. Так же как и Шиломбриту. Я хотела, чтобы ты увидел и понял, насколько ужасен, жесток и ограничен тот мир, который ты называешь своим. Какая я у тебя глупая, не смейся надо мной. Я предполагала, что смогу разглядеть в твоем лице человеческие черты.
Нина, не глядя, раздвинула двумя пальцами губы Токаря и ощупала его зубы.
– Клыки. Клыки.
Убрав от его губ руку, девушка вновь начала отрешенно гладить его по волосам.
– Мы должны уйти. Возможно, в этом и кроется истинная цель нашей встречи. Мы опухоль, нарост на здоровом теле, отравляющий его своими гнойными выделениями. Язва, причиняющая страдания. Рудименты…
* * *
…Что ты знаешь о смерти?..
Я отдавал ей все, что имел в этой жизни, – свою музыку. Денег, которые удавалось заработать на концертах, едва хватало лишь на самое необходимое. Но кого это смущает в нашем возрасте? Мы были счастливы.
…Что ты знаешь о счастье, когда тебе восемнадцать?
Оно в сладких мозолях на губах…
По ночам мы занимались любовью до изнеможения в маленькой арендованной комнате. И спали до полудня…
* * *
– …Выходит, в сущности, ты был прав. Мы похожи с тобой. Мы оба не сделали ничего хорошего в этой жизни. Посмотри вокруг. Оглянись назад, в прошлое. Видишь? Ты видишь, милый? Что там, после нас? Искалеченные судьбы. Смерть и страдания. Ты хоть о чем-нибудь сожалеешь? Конечно, нет. Ты никогда не сомневался, забирая чью-то жизнь. Даже теперь, умирая, за мгновение до того, как тебе предстанет ответить за все совершенное тобой зло, ты не раскаиваешься ни в чем. Не задаешь себе главный и последний вопрос: зачем ты жил? Зачем ты вообще был нужен? И я завидую тебе. Десять лет я спрашиваю себя об одном и том же. Имел ли Герман право поступить так?..
* * *
…Что ты знаешь о головной боли, когда тебе девятнадцать?
Что она мимолетна. Что она непременно должна пройти…
Она говорила, что все хорошо. Она и правда так думала. Мы оба так думали. Проклятое сотрясение! Мы списывали все на него! А что еще мы могли предположить? Что?! Нам было меньше двадцати, Господи! Да мы же еще совсем дети!
Поначалу помогал простой анальгин. Потом боли усилились, стали постоянными. Это было не сотрясение, но мы упустили момент. Если бы не та поездка на «Розу Хутор». Мы поехали в больницу после того, как Нина впервые потеряла сознание посреди торгового центра. Мы хотели купить настоящие итальянские туфли. Нина о них мечтала.
…Что ты думаешь о смерти, когда тебе нет и двадцати?
Ничего. Ты не веришь в нее…
… И я их купил. В рассрочку. После врачей, больниц, обследований; после химиотерапии; после того, как она не помогла; после шести месяцев мучений. После того, как надежды не осталось. После смирения.
Вера Вонг.
Ни у кого из наших знакомых не было таких туфель…
Мы гуляли по парку. Медленно. Останавливаясь. Нина с трудом могла ходить. Она почти ничего не видела. Она не плакала. Не жаловалась. На это не было сил.
* * *
– …Десять лет я вымаливаю прощение. Если бы я не привез ее на этот чертов курорт, она бы не получила сотрясение и мы бы забеспокоились гораздо раньше. Не упустили бы время.
* * *
… Что
