же всякий бред несла про то, что Панкратов Майю у меня отберет.
– Нет, мы мирно поговорили. Все обсудили, сейчас у мамы моей, через час в Москву выезжаем.
– Ну отлично. Кстати, как он тебя нашел в итоге?
– Вроде через знакомых… я не уточняла, – смеюсь, но мгновенно становлюсь серьезной. – Звони в любое время, Оль… – боковым зрением замечаю маму. Она стоит в дверном проеме. – Я тебе перезвоню.
Защелкиваю маленькие кнопочки на розовом бодике.
– Ты что-то хотела? – поворачиваюсь к маме.
– Не хочу, чтобы ты уезжала обиженной на меня.
– Я не обижаюсь. Я давно уже не обижаюсь. Привыкла.
– Когда Майя вырастет, ты меня поймешь.
Смотрю на дочь, и губы трогает улыбка. Вряд ли я тебя пойму, мама. Я постараюсь сделать все, чтобы мой ребенок был просто счастлив, а не терпел полжизни мои загоны под предлогом любви.
– Нам пора, – накидываю на плечи ветровку.
– Я провожу.
У машины мама тискает внучку, на меня только посматривает, заговорить больше не пытается.
– Кажется, общение с родственниками – это явно не наше, – говорю Андрею, когда сажусь в машину.
– Расстроилась?
– Нет. Просто уже очень хочу домой…
– Предупреждаю сразу, там не прибрано.
Андрей выезжает за черту поселка с легкой ухмылкой на губах.
– Я как-нибудь это переживу.
Машина пролетает пару десятков километров. Как Андрей и сказал, мы заезжаем в город, где я жила последнюю неделю. Странно то, что припарковаваемся у здания полиции.
Андрей выходит на улицу и кому-то звонит.
Наблюдаю за этим через лобовое стекло, а когда замечаю идущего навстречу мужу парня, никак не могу сообразить, где его видела. Прищуриваюсь и выхожу из машины.
Взмахнув рукой, останавливаюсь рядом с Андреем.
– …так что все прошло тихо.
– Есения, – представляюсь, практически влезая в их разговор.
– Мы знакомы, – брюнет нахально улыбается. – Вспоминай, красотка.
Смотрю на него выжидающе. Память медленно начинает подкидывать картинки, и меня наконец осеняет:
– Олькин знакомый! Да? Как тебя…
– Кир, хорош, – обрубает наш дальнейший разговор Андрей. – Есь, сядь в машину.
– Да пожалуйста, – фырчу и сразу вытаскиваю телефон.
Пишу Ольке сообщение: «Оказывается, меня искал твой знакомый, по просьбе Андрея» – и ставлю смайлик с выпученными глазами в конце.
Предупреждаю ее намеренно. Не хотелось бы, чтобы этот Кирилл терся с ней только потому, что искал меня. Ей и с бывшим проблем хватило.
В ответ сразу приходит короткое: «Козел».
«Симпатичный козел».
«Ты ему льстишь. Спасибо, что написала».
– И что это было? – спрашивает Панкратов, как только возвращается в салон.
Блокирую телефон и бросаю его между ног на сиденье.
– Банальное любопытство. А вообще, – касаюсь его щеки, – ты сегодня кое-что забыл.
– М?
– Я тебя…
– Люблю, – шепчет мне это в губы.
Эпилог
Шесть лет спустя
– Мама, ну банты же!
Майя вооружается коробкой с украшениями для волос и бежит ко мне.
– Сейчас. Не торопись.
– Мы опоздаем. Мы точно опоздаем! И Владика поставят танцевать с Алиской. А она ему не подходит.
– А кто подходит? – зажимаю резинку для волос между зубов. – Не вертись.
– Ну конечно же я, – вздыхает дочь, будто это само собой разумеющееся. – Давай только розовые, эти, которые я принесла, – тянет ручки к коробке со своим богатством.
– Май, воспитательница просила всех прийти с белыми бантами.
– Я хочу быть оригинальной, а не инкубатной.
– Какой?
– Инку… баторной.
– Давай мы завяжем белые, а после вашего общего танца сменим на розовые?
Майя морщит нос и шипит, как маленькая змея.
– Не канючь.
– А папа говорит…
– Вот с папой вы это потом и обсудите. Ты гольфы надела?
– Не буду.
– Майя, – присаживаюсь перед ней на корточки, – откуда в тебе столько упрямства?
– От тебя, – показывает язык и соскальзывает со стула.
– Гольфы.
– Ну ма-а-а-м.
– Потом снимешь.
Пока Майя возится с гольфами, закидываю в сумку розовые банты и расческу. Телефон при мне, в кармане пиджака. Помада еще. Точно.
– Я все, – демонстрирует мне надетые, но спущенные гармошкой почти до щиколотки гольфы. Светится, как натертый самовар. Улыбка до ушей вон.
Ладно, потом просто незаметно подтяну их.
– Поехали тогда.
Черт, ключи от машины забыла в другой сумке.
– Посиди на диване, я сейчас приду.
– Ага.
Взбегаю наверх. Пока ищу в шкафу сумку, в которой оставила брелок, спиной чувствую, что дочь уже стоит сзади. И так всегда. В сентябре в школу, а мы все за мамой хвостом.
– Ты все? – скользит ногой по паркету.
– Все, – сжимаю ключи в кулак. – Поехали.
Щелкаю выключатели, открываю Майе дверь, и она сразу же несется через весь двор к машине.
– А папа успеет? – забирается в свое кресло.
– Успеет, – пристегиваю ее и сажусь за руль. – Уже выехал с работы.
– Тогда ладно. Дай телефон, я поиграю.
– Давай-ка мы лучше стих повторим.
– Я его и так помню, – складывает руки на груди, состряпав деловую мордашку.
– Тогда дело двух минут. Начинай.
Майя недовольно зачитывает первую строчку. А уже на второй запинается. На третьей забывает половину слов, и так почти до самого конца.
Молодец, Андрей, браво!
– Вы с папой вообще учили?
– Ага.
– Что-то незаметно.
– Он просто пару раз уснул.
– Заново повторяй тогда. Я слушаю.
Пока она, спотыкаясь на каждой букве, проговаривает слова, сворачиваю на территорию частного детского сада. Надеюсь, стихи не только мы с папой учим.
– Ладно, будешь импровизировать, значит.
– Это я могу, – бормочет, пытаясь расстегнуть ремень. – О, папа, – вытягивает шею и тычет пальцем в стекло.
Машина Андрея и правда въезжает на парковку.
– Пальцем не показывай. Аккуратнее, – помогаю ей отстегнуться, – что-нибудь себе прищемишь и будешь плакать.
– Не буду. А мы в кафе пойдем потом?
– Пойдем.
– Я хочу торт. Давай торт купим.
– Купим.
Придерживаю ее за руку, чтобы спрыгнула на асфальт. Год назад Андрей подарил мне машину. Я сама хотела кроссовер, а потом долго привыкала к габаритам. Майка вон тоже как кузнечик скачет, потому что клиренс высокий.
– Папа! – орет