Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 80
Уберечь девиц от общения с мужчинами так и не удалось: аббат Антуан де Гискар де Лабурли умыкнул молоденькую пансионерку, и скандал удалось замять лишь с большим трудом. Еще опрометчивее поступил любимый кузен Мадам де Ментенон, Филипп де Виллетт, шестидесятилетний вдовец, приметивший на представлении трагедии «Эстер» в хоре израильтян семнадцатилетнюю мадемуазель де Марсийи[68] и сочетавшийся с ней законным браком, к великому негодованию Франсуазы и собственных детей.
В заведение принимались дочери бедных дворян, так называемого «дворянства шпаги», либо погибших, либо разорившихся на военной службе королю. Для поступления в институт девушки должны были доказать свою принадлежность к дворянству – не менее четырех поколений по мужской линии, удостоверенных королевским специалистом по генеалогии, – а также бедность, что подтверждал либо епископ, либо правитель местности, где проживала барышня. Всего воспитанниц было двести пятьдесят человек, разделенных по возрасту на четыре класса, отличавшихся по цвету лент, красной, зеленой, желтой и голубой. Коричневые платья были сшиты по фасону придворного одеяния, белый батистовый чепчик, в отличие от монашеского плата, не полностью скрывал волосы. Девиц особо не баловали, ибо, по выражению Франсуазы, «они бедны и останутся таковыми», поэтому пусть ходят в залатанных платьях и поношенных башмаках, питание также было весьма скудным. Чтобы воспитанницы не обленились, они по очереди подметали и стирали, их также обучали обращению с грудными детьми. Опыт собственной семейной жизни Мадам де Ментенон обусловил включение в процесс образования внушение девицам тех трудностей, которые ожидают их в жизни супругов, необходимости как следует набираться терпения и сил, чтобы преодолеть их. Возраст выхода из института Сен-Сир был сначала установлен в пятнадцать лет, но по мере преобразования заведения в монастырь его повысили до двадцати. Мадам де Ментенон лично беседовала со всеми претендентами на руку и сердце выпускниц; им справляли приданое и выдавали деньги в сумме 3000 ливров.
1 июля 1686 года состоялся торжественный переезд девиц из Нуази-ле-Сек в Сен-Сир. Толпы людей выстраивались по обочинам дорог, глазея на вереницу карет с пансионерками, впереди торжественно везли мощи святого Кандида. Король выделял на содержание института солидную сумму в 165 тысяч ливров в год, причем институту было запрещено принимать дары от кого бы то ни было, кроме как короля и его преемников. Разумеется, это не касалось Мадам де Метенон, которая лично оплачивала некоторые затраты по заведению.
Исследователи посчитали расходы, которые шли на содержание тайной супруги короля. Она совершенно законным образом получала пенсию размером в 12 000 ливров за четверть года, жалованье в размере 15 000 ливров в качестве второй дамы свиты дофины (после смерти которой это жалованье Франсуазе сохранили в виде пенсии), к тому же поместье Ментенон приносило в год 18 000 ливров дохода. Примерно больше трети этих совокупных доходов Мадам де Ментенон тратила на благотворительность и на содержание Сен-Сира. Те же самые дотошные историки подсчитали, что это не превышало пятой части годовых затрат на Мадам де Монтеспан во времена ее фавора, и всего лишь десятую часть того, что ухитрилась промотать мадемуазель де Фонтанж всего за несколько месяцев. Единственным крупным подарком, который сделал своей жене король, была покупка земель владения де Гронёй, соседствовавшего с поместьем Ментенон и стоившего примерно столько же, т. е. 330 000 ливров. Надо сказать, что поводом для этой покупки послужил ущерб, нанесенный поместью Мадам де Ментенон во время попытки выполнения поистине титанических работ по проекту подведения вод реки Эр в Версаль для питания 1400 фонтанов королевских парков (в настоящее время от них сохранилось около трети). Супруг пообещал ей возместить этот ущерб и сделал это истинно по-королевски, отремонтировав заодно и замок.
Жизнь Мадам де Ментенон нельзя было назвать спокойной, ибо, проживая во дворце, она не могла оставаться в стороне от множества проблем членов законной и незаконных семей короля. Не меньше забот доставляла ей и собственная родня, более всего – брат Шарль. Это был вылитый отец, выпивоха и игрок, кичившийся своим положением «свояка» короля. Фавор сестры принес ему выгодные должности, последней из них стало место губернатора Берри. Он нашел себе собутыльника по распутству под стать себе в лице графа де Лозена, героем вернувшегося из Англии в ореоле спасителя королевы и наследника престола династии Стюартов. Не находя в себе более сил направить распоясавшегося братца на путь исправления, Франсуаза прибегла к помощи уже не молодой, но не отказавшейся от любовных похождений Нинон де Ланкло, ни на йоту не растерявшей своей славы несравненной обольстительницы:
«Продолжайте же, мадемуазель, давать добрые советы господину д’Обинье, у него большая нужда в уроках Леонтии[69]. Мнение любезной приятельницы убеждает сильнее, нежели строгой сестры».
Она же продолжала донимать его своими нотациями по поводу гугенотов, притесняемых им исключительно с целью вымогания денег, по поводу женщин, уведенных у законных мужей, неоплаченных карточных долгов и кредиторов, которых брат отсылал к «свояку». Сестра по-прежнему несла на себе бремя воспитания и содержания его побочных отпрысков, Тоскана и Шарло; в 1686 году Мадам де Ментенон удочерила единственную законную двухлетнюю дочь брата, Франсуазу-Шарлотту, чтобы облегчить позднее процесс назначения ее своей единственной наследницей маркизата Ментенон.
Тем временем здоровье короля, некогда казавшееся непоколебимым, начало сдавать. После того как он сломал руку, упав с лошади, Людовик уже не ездил верхом и на охоту отправлялся в легком экипаже, которым управлял сам. Слишком обильное питание привело к возникновению подагры, приступы которой позволяли ему передвигаться лишь с трудом. По-видимому, свой вклад в ухудшение здоровья короля внесли и зелья, которыми его опаивала Мадам де Монтеспан. В январе 1685 года Людовику пришлось перенести операцию на зубах, зубодеры, сущие коновалы, при этом вырвали у него кусок челюсти. Поэтому наблюдение за процессом приема пищи королем не представляло собой особого удовольствия: через образовавшееся в нёбе отверстие пища забивалась вверх, затем проходила через нос и выпадала, разлетаясь в стороны на столовый прибор и стоящих рядом слуг. Поскольку Людовик никогда не купался (ему было предсказание, что он умрет от воды), от него несло так, что любовницам всегда приходилось зажимать нос надушенным платочком. Король же не переносил запаха духов и, например, постоянно скандалил из-за этого с Мадам де Монтеспан и ворчал по поводу того, что Луиза де Керуаль писала ему свои донесения на надушенной бумаге. В начале 1686 года у него образовалась фистула в анусе, на которой было проведено, начиная с 17 ноября, пять операций. Естественно, об анестезии тогда и помину не было, но король во всех случаях стоически переносил дикую боль. После операций он несколько оправился и счел себя в состоянии возобновить устремления на поле достижения новых воинских подвигов. В этом отношении его постоянно подстрекал военный министр де Лувуа, который считал, что лишь новые военные победы обеспечивают величие королевства. Повода искать не пришлось: в 1688 году против усиления Франции выступила так называемая Аусбургская лига, и военные действия возобновились.
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 80
