Но Грейс продолжала бунтовать и искать выход своей энергии.Она собиралась было подавать документы на психологический факультет, но вноябре это начисто потеряло смысл. И случилось это через полтора месяца послеих женитьбы…
– С чего это ты такая довольная? Словно кошка, чтосметану съела…
Чарльз прилетел домой словно на крыльях, чтобы пообедать ссупругой. Все в конторе только и судачили что о его «продолжительных обедах», аего партнеры сочувственно вздыхали: «Нелегкое это дело – иметь молоденькуюжену…» Но Чарльз прекрасно понимал, что все они просто-напросто завидуют иотдали бы многое, чтобы оказаться в его шкуре… или на его месте в ихсупружеской постели.
– Где ты шлялась нынче? – со смехом спросилЧарльз, подозревая, что она подыскала себе занятие по вкусу. Она вот уже парунедель была сама не своя после его решительного вердикта… – Что у тебя на уме?
– Была у врача…
– Ну и как твой таз?
– Замечательно. Все прекрасно зажило. – Она сиялатак, что Чарльз не удержался и сам расхохотался. Грейс хитро поглядывала на него– невооруженным глазом видно было, что она что-то скрывает. – Правда, естьеще кое-что…
Лицо Чарльза сразу же стало серьезным.
– Что-то случилось?
– Да. – Она хихикнула и поцеловала его в губы,одновременно расстегивая ему брюки.
Если учесть, сколь робко оба начинали, то можно былооценить, насколько они продвинулись вперед в интимных отношениях со времени их«помолвки». Когда он страстно опрокинул ее на постель, она прошептала:
– У нас родится малыш…
Чарльз непонимающими глазами смотрел на нее:
– Родится малыш? Сейчас?
– Не сейчас, глупый! В июне. Думаю, я забеременела вСент-Барте.
– Ого! – Он будет отцом, впервые в жизни, в сороктри года! Счастье переполняло его. Он никогда прежде не испытывал такогожгучего счастья и жаждал поделиться им со всем миром. – А… можно намтеперь заниматься любовью?
– Да ты издеваешься? – засмеялась она. –Можно, и еще как до самого июня!
– А ты уверена, что мы… мы ему не повредим?
– Честное слово.
Как всегда, вместо ленча они занялись любовью, а на пути вконтору Чарльз сжевал горячую булочку с сосиской… Жизнь никогда не казалась емустоль прекрасной – это было куда лучше, нежели быть мужем кинозвезды, многолучше любого из его страстных юношеских романов… Грейс была словно создана длянего, и он обожал ее.
Рождество они провели в Санкт-Морице, а на Пасху онсобирался отвезти ее на Гавайи, но потом они передумали и поехали в Палм-Бич:это было куда ближе, да и Грейс была уже на седьмом месяце беременности.
Беременность совершенно не тяготила Грейс – она прекрасносебя чувствовала, и все шло гладко. Врачей лишь слегка волновало, как поведутсебя ее тазовые кости во время родов. Впрочем, они предупредили Грейс, что прималейшей опасности ей тотчас же сделают кесарево сечение. Но Чарльз все равнопоклялся, что будет все время с ней. И вот в мае они вместе стали посещатькурсы молодой семьи при госпитале Леннокс-Хилл. Грейс к тому времени ужеукрасила детскую, вечерами они подолгу гуляли – по Мэдисон-авеню или поПарк-авеню – и взахлеб обсуждали будущую жизнь втроем. Их все еще не покидалоудивление, странным казалось даже то, что призраки прошлого совершенно небеспокоили их – по крайней мере в постели…
Чарльз спросил ее однажды, что бы она ощутила, выплывинаружу вся эта история с отцом, с тюрьмой, и Грейс честно ответила, что этобыло бы ужасно.
– А почему ты спрашиваешь? – Она даже не поняла,чем вызван столь странный вопрос.
– Такое часто случается, – философски ответилЧарльз. Он нахлебался этого вдосталь с первой женой, имя которой вовсюобсасывали бульварные газеты. Их развод породил кучу грязных сплетен – ееобвиняли в пристрастии к наркотикам, два противоборствующих лагеря до хрипотыспорили: одни называли ее лесбиянкой, а другие считали Чарльзагомосексуалистом… Но если история Грейс выплывет наружу, шума будет многобольше… Правда, к величайшему счастью для них обоих, они вели тихую иуединенную жизнь вдали от придирчивого ока телекамер. Он был теперь рядовымгражданином – ведь он давно перестал быть мужем кинозвезды, а Грейс была простоего женой. Это было идеально.
Первые схватки Грейс почувствовала однажды вечером, еще попути домой с вечерней прогулки. Они рассматривали витрины на Мэдисон-авеню, ипервые боли она даже не сразу заметила. Лишь некоторое время спустя до нееначало доходить, что это означает. Они тотчас же позвонили врачу, и онпосоветовал им не торопиться – первенцы обычно не спешат на свет…
– С тобой все в порядке? – постоянно пытал женуЧарльз.
Она спокойно лежала на постели, смотрела телевизор илакомилась мармеладом.
– Думаешь, мы правильно поступаем, что неторопимся? – нервно спрашивал он много раз. Он чувствовал себя ужасно – тои дело беспокойно посматривал на нее, опасаясь, что роды будут тяжелыми или,что того хуже, они не успеют доехать до больницы. Ведь в последние дни живот унее стал таким огромным… Но Грейс казалась беспечной – внимательно смотреласвое любимое шоу, с наслаждением пила имбирный эль и поглощала мороженое. Лишьк полуночи она стала подавать признаки беспокойства – ей стало даже трудноговорить, настолько частыми стали приступы боли. Чарльз уже знал, что этосигнал – пора было везти ее в клинику.
Он снова позвонил врачу, и тот велел им выезжать. Когда онбережно вел Грейс вниз по лестнице, она несколько раз судорожно схватилась заего руку, и он ласково улыбнулся. Вот оно, настоящее… Очень скоро у нихпоявится малыш. Ничего более потрясающего никогда не было в их жизни. К томувремени как ее поместили в предродовую палату, она уже вполне совладала ссобой, хотя и дивилась тому, насколько сильны боли при схватках и какие они мощные…И вот, часа в два ночи, она, часто дыша, сказала, что терпеть больше не может.
Чарльз делал все в точности так, как его учили, но ничто непомогало, и он уже всерьез забеспокоился, не понадобится ли кесарево сечение.Боль все усиливалась, она начала вскрикивать и судорожно хвататься за него – онотдал бы все на свете, чтобы этот кошмар кончился. Он все время просилмедсестер дать ей какое-нибудь обезболивающее.
– Все просто великолепно, мистер Маккензи. Ваша женамолодчина и прекрасно справляется.
Его жена, похоже, вот-вот умрет! Но вот наконец началисьпотуги, и ее перевезли в родильную. Чарльз поклясться мог, что в жизни не виделничего более страшного, и был преисполнен искреннего раскаяния. Зачем онирешились на все это? Он мечтал лишь о том, чтобы заключить ее в объятия и унятьэту страшную боль. Но уже ничто не помогало, к тому же врач не хотел прибегатьк обезболивающему или стимуляторам. Он гордо именовал себя сторонником«естественных родов», которые считал наиболее благоприятными как для матери,так и для младенца. Чарльзу хотелось убить его на месте.
